Билли Батгейт - Доктороу Эдгар Лоренс

Как-то около стола мистера Бермана я нашел на полу несколько необычных карточек; убедившись, что никто меня не видит, я поднял их и засунул в карман. Вечером, возвратившись домой, я рассмотрел их, на каждом из трех листков бумаги был нарисован квадрат, разделенный на шестнадцать частей, в каждой из шестнадцати ячеек всех трех квадратов были написаны числа, присмотревшись к ним, я заметил, что сумма чисел была одной и той же, независимо от того, какая линия складывалась — горизонтальная, вертикальная или диагональная. И все числа в квадратах были разные, мистер Берман нашел наборы неповторяющихся чисел, которые обладали вышеприведенным свойством. На следующий день, улучив время, я понаблюдал за ним и обнаружил: то, что мне казалось работой, было на самом деле праздным времяпровождением, весь день он сидел за столом и делал всевозможные вычисления, но не для работы, как я думал раньше, работа этого не требовала, числа интересовали его сами по себе. Мистер Шульц никогда не бездельничал, насколько я мог судить, он не мог думать ни о чем, кроме дела, а Аббадабба Берман жил и грезил числами и, помимо собственной воли, он был во власти чисел точно так же, как мистер Шульц — во власти своих страстей.

В первую неделю после моего появления в конторе мистер Берман не раз спрашивал, как меня зовут, где я живу, сколько мне лет и тому подобное. Я был готов наврать в каждом случае, но у меня ничего не получалось. Обращаясь ко мне, он называл меня малыш. Однажды он спросил:

— Эй, малыш, сколько месяцев в году?

Я ответил, что двенадцать.

— О'кей, теперь предположим, что каждому месяцу ты присвоил число, январь — первый, и так далее, понял?

Я сказал, что да.

— О'кей, ты не говори мне, когда у тебя день рождения, а возьми порядковый номер месяца и прибавь его к номеру следующего месяца, понял?

Я все сделал, меня потрясало, что он вообще говорит со мной.

— О'кей, теперь умножь сумму на пять, ясно?

Я подумал мгновенье, а потом сказал, что готово.

— О'кей, теперь умножь на десять и прибавь к результату число твоего дня рождения, усек?

Я усек.

— А теперь скажи вслух получившееся число.

Я сказал, у меня получилось девятьсот пятьдесят девять.

— О'кей, — сказал он, — спасибо, ты родился девятого сентября.

Это было, конечно, верно, и я заулыбался от восхищения. Но он продолжал.

— Я скажу, сколько мелочи у тебя в кармане. Если я угадаю, то она моя, идет? А если не угадаю, то ты получишь от меня вдвое больше, чем имеешь сейчас. Отвернись и пересчитай, но так, чтобы я не видел.

Я сказал ему, что мне считать не надо, я и так знаю.

— О'кей, умножь сумму в уме на два, хорошо?

Я умножил: в кармане у меня было двадцать семь центов, я удвоил число, получилось пятьдесят четыре.

— О'кей, прибавь три, хорошо?

Пятьдесят семь.

— О'кей, теперь умножь на пять, ладно?

Двести восемьдесят пять.

— О'кей, вычти шесть, результат скажи мне.

Я сказал ему, что получилось двести семьдесят девять.

— О'кей, ты только что потерял двадцать семь центов, я прав?

Он был прав.

Я в восхищении покачал головой и заулыбался, но улыбка была вымученной. Я протянул ему мои двадцать семь центов. Видимо, у меня еще теплилась какая-то надежда, что он отдаст их мне, но он положил их в карман и вернулся к своим бумагам, оставив меня наедине с моей метлой. Я понимал, что с таким складом ума он может узнать и мой день рождения, и сколько денег у меня в кармане. А что, если ему надо узнать мой адрес? Или номер школы? Все можно перевести в числа, даже имена, если приписать каждой букве число, как в коде. То, что я принял за пустое времяпровождение, оказалось системой мышления, и мне стало не по себе. Они оба умели получить то, что им хотелось. Даже человек, ничего не знавший о мистере Шульце, ни имени его, ни репутации, сразу же догадывался, что тот покалечит или убьет любого, кто встанет на его пути. А Аббадабба Берман все вычислял, определял ставки, он не мог хорошо ходить, но был быстр как молния, потому что все события и исходы, все желания и способы их удовлетворения он переводил в уме в числовые величины, а это означало, что он никогда не брался за дело, не зная, что из него выйдет. Кого же из них опаснее изучать простому мальчишке, делающему первые шаги на пути к тому, чтобы стать человеком? В каждом из них была несгибаемая взрослая воля.

— Попробуй, может, сам составишь один из таких квадратов, это не так трудно, если ухватить основную идею, — сказал мистер Берман, сухо кашлянув сквозь сигаретный дым.