Женский декамерон - Вознесенская Юлия Николаевна

Несколько лет назад увлекся он обнаженной натурой, снимал меня голенькую во всяких романтических позах, то как русалку на берегу реки, то как ящерицу на камне. Фантазировал как хотел. И часто возил меня для таких съемок в лес. Однажды он готовил этюд «Весна». Приехали мы ранней весной в лес, еще снег кое-где держался, только-только пригрело как следует. Выбрал он подходящее место в березняке и ищет, куда бы меня между березок поставить. А я стою голая и дрожу. Говорит он мне:

— Вон там подходящая кочечка под березкой, встань на нее!

Я подошла, поглядела.

— Витя! Это не кочка, а муравейник.

— Не бойся, они еще спят.

Встала я на муравейник. Муравьев сначала не видно было, но под моими ногами они ожили и поползли.

— Витя! Они на меня лезут!

— Потерпи минутку, такой кадр получается! Еще пара дублей и все!

Я стою, приплясываю, а он ругается:

— Ты что, не можешь потерпеть ради искусства?

Я взвыла и бросилась с этой «кочечки», потому что они, муравьи, уже до таких мест добрались, что называть неприлично в ином, не в нашем с вами обществе! Витя неделю со мной не разговаривал.

А как-то задумал он сделать фотоэтюд «Зима» и снова с обнаженной натурой. Взял в рюкзак бутылку водки, чтобы меня после съемки растереть, и теплое одеяло — закутать. Поехали мы с лыжами в лес. Нашел он подходящее место среди огромных сугробов и белых деревьев, велел мне раздеться и встать среди них на лыжах. Я так и сделала. Он снимает, щелкает затвором и рычит от удовольствия: «Гениально!»

Отщелкал он половину пленки, а я ему кричу со своего места: «Баста! Замерзаю, как ямщик в степи!» Тут Витя ко мне подбегает на лыжах, вынимает из рюкзака водку, накидывает на меня одеяло и растирает, а сам приговаривает: «Умница, красавица моя. Это будет потрясающая работа». Обогрелась я слегка, первый озноб прошел.

— Давай мою одежду поскорей!

— Нет, погоди одеваться.

— Что-о? Опять снимать будешь?

— Снимать я с тебя уже ничего не буду, ты и так голенькая.

Тут он и повторил партизанский подвиг, не снимая лыж…

А этюд «Зима» занял первое место на районной выставке фотографов-любителей. Теперь он висит у нас в гостиной на стене: заснеженный лес, сугробы, а среди них легкий контур белого женского тела. Мы иногда с Витей на эту фотографию взглянем и рассмеемся, вспомнив свой «этюд на лыжах». Теперь приду домой, сразу же расскажу ему Ларисин анекдот!

Подошла очередь рассказывать Валентине, номенклатурщице. Она сидела в кровати, теребила свою длинную косу, которую стала носить в роддоме вместо «номенклатурной башни» на макушке, и явно стеснялась начать.

История третья,

Вот вы, женщины, а особенно вы, Галина, все на меня коситесь, будто я не нормальная женщина, а Коммунистический манифест в юбке. А ведь мне это обидно, честное слово. Вы не думайте, что мы, работники номенклатуры, не замечаем, как к нам изменилось отношение в народе. Едешь в трамвае и слышишь: «Чего пихаешься, коммунист, что ли?» Или в магазине: «Становитесь в очередь, здесь коммунистов вперед не пропускают, на фронте надо было вперед лезть!» А среди нас есть хорошие люди, как и везде, и пошутить мы тоже умеем.

Я вот вам сейчас расскажу историю о том, как я имела интимную связь с Никитой Сергеевичем Хрущевым во время его падения. Вот вам и «Да ну»! Только вы, пожалуйста, если будете кому пересказывать, ни имени моего, ни должности не называйте. Договорились? Ну, слушайте.

У нас с мужем часто бывают командировки в область для контроля работы на местах. Мы стараемся с ним так подгадать, чтобы ездить вместе: и морально так спокойней, и денег меньше уходит. И вот посылают нас как-то в один районный центр. Приезжаем, а там какой-то спортивный праздник проводится, все места в гостинице заняты и общежития в городе забиты. Пригласил нас к себе председатель райсовета. Живем у него неделю в проходной комнате, и нет у нас никаких условий для выполнения супружеского долга. Я-то еще ничего, терплю, а Павел Петрович мой на стенку лезет. Ну, думаю, надо искать выход из положения. А жена председателя райисполкома заведовала местным клубом. Я у нее и попросила: «Нет ли у тебя, Маша, в клубе какой-нибудь тихой комнатки, где бы нам с мужем часок провести?» Маша мне дала ключи от клуба, рассказала, где там комната с диваном. Отправились мы с Павлом Петровичем. Вошли в клуб, я ищу комнату, где диван должен быть, а ему уже вовсе невмоготу. Открыла я дверь, да не ту: дивана нет, а стоят у стен какие-то рамы, плакаты, портреты, видно, мастерская художника у них там была. А муж мой бросил на пол свой плащ, меня на него и пошел работать. Старается он, душу отводит, ну и мне неплохо… И вдруг — трах! — какой-то щит падает прямо сверху на моего мужа. Он на секунду замер, оглянулся, ногой дрыгнул, чтобы щит этот со спины сбросить, а тот с него не слазит, вместе с ним надо мной вверх-вниз качается. «Черт с ним, пусть пользуется!» — рявкнул мой мужик и довел дело до конца под щитом, как черепаха. Только тогда он сбросил его, встал на ноги, привел себя в порядок, а потом взялся за щит, чтобы на место поставить, да как расхохочется: «Смотри, Валентина, с кем ты сегодня любовью занималась!» Я глянула, а это портрет нашего тогдашнего Генерального секретаря Никиты Сергеевича Хрущева.