Стыдные подвиги (сборник) - Рубанов Андрей

Долго смеялся от отчаяния.

Двенадцать лет назад узкогрудым цыпленком он пришел на стадион. Восемь лет назад впервые встал в спарринг. Семь лет назад впервые повалил соперника подсечкой и понял, что может побеждать. Пять лет назад забросил тренировки.

Может, не надо было слушать школьного друга? Может, следовало остаться в зале?

У японских мастеров боевых искусств есть грустная поговорка: «Карате-до — это не только пустая рука, но и пустой карман».

Он оглядел серые, ноздреватые стены прогулочного дворика. У него отобрали свободу — он не жалел свободы. Он имел деньги и потерял — но денег тоже не жалел.

Каждый день оперативники и следователи называли его мошенником и вором — он не жалел ни себя, мошенника и вора, ни тех, кто его так называл.

Он жалел только того солдата, рядового войск ПВО, вставляющего босые ступни в веревочные петли и царапающего гвоздем отметки на холодном деревянном полу.

Еще немного жалел старшего лейтенанта Смирнова. Учитель потратил так много времени на своего ученика! Учитель думал, что ученик пойдет по пути воина, — а ученик не пошел.

Пока сидел — часто обещал себе, что возобновит тренировки сразу же, как только его освободят. Но когда вышел, увлекся вместо спорта курением травки и алкоголем.

Год шел за годом. Тощий так и не потолстел. То голодал, то наслаждался материальным благополучием. Много пил, потом бросил пить. Написал несколько книг. Фотографии тощего стали появляться в журналах. Несколько раз тощему чуть не дали премию, как способному сочинителю романов. Все было хорошо, за что бы ни брался наш герой — все получалось у него. Только одно дело оставалось незавершенным: он так и не сел на шпагат.

В тридцать восемь лет он возобновил тренировки.

Приятели смеялись. Самые умные скептически советовали заняться чем-то простым и приятным. В тридцать семь — сорок лет спортсмены заканчивают карьеру и переходят на тренерскую работу; тело начинает ветшать и понемногу разрушаться, против природы не пойдешь, зачем тебе это надо?

— Я потратил двадцать лет, — отвечал Тощий.

И повторял, едва не по слогам:

— Двадцать лет.

И смотрел в глаза собеседнику, чтобы тот проникся масштабом временного отрезка.

— Шпагат — это единственная цель, которой я не добился.

— Блажь, — говорили ему.

— Мне наплевать, — отвечал он.

На этом дискуссия прекращалась.

Тощий знал, что это блажь. Он привирал: были и другие несбывшиеся мечты, неосуществленные планы, тщательно продуманные и сорванные операции. Например, он хотел заработать много денег, чтобы не думать о них и получить личную свободу. Но приятели и партнеры регулярно крали у него заработанное. Он хотел иметь нескольких детей — скажем, двух сыновей и дочь, — но жена возражала. Однако наличие детей и денег зависело не только от героя, но и от окружающих (детей, как известно, вообще дает Бог), еще — от везения, от обстоятельств, от общей исторической ситуации; иначе говоря, имелись объективные причины, помешавшие нашему тощему парню добиться желаемого. А шпагат — это было личное, индивидуальное поражение Тощего, ответственность лежала на нем и только на нем. Он не мог смириться.

Ноги болели.

Сначала занимался дважды в неделю, по тридцать минут. Медленно, осторожно. Запирался в дальней комнате, включал музыку — и делал. Если жена или сын рисковали открыть дверь — в них летело полотенце. Тощий чувствовал стыд, он не хотел, чтобы кто-то видел его неловкие потуги, слышал позорный хруст суставов. Два с половиной месяца ушло только на то, чтобы научиться дотягиваться ладонями до пола в наклоне стоя.

Он сохранил общую спортивность, не отрастил живота, подтягивался на перекладине десять раз и выглядел очень прилично — лучше и крепче большинства сверстников. За всю жизнь ни один хулиган не пытался вступить с ним в конфликт на темной улице или в пустом вагоне метро, — но сейчас Тощего не интересовала общая спортивность. Он просто хотел закончить начатое.

Он отыскал опытного спортивного врача и напросился на консультацию. Врач, всю жизнь лечивший боксеров, ответил, что шансов мало. Возраст! «Паршивое увеличение цифр», — как сказал бы крупный писатель Аксенов, до самой смерти совершавший регулярные пробежки.

В качестве гонорара Тощий вручил доктору бутылку виски. Я не пью, сказал доктор. Я тоже не пью, ответил Тощий, и ушел домой тренироваться.