Воспоминания Элизабет Франкенштейн - Рошак Теодор

* * *

То, что предстало моим глазам, когда я разглядывала тело Виктора в тот день на озере, было прелюдией к моему собственному созреванию; я знала, что меня ожидают еще более разительные перемены. Стану ли я тогда походить на множество женщин с широкими бедрами и обвислыми грудями, которых видела, помогая Розине при родах? Меня совершенно не привлекала перспектива стать обладательницей такой фигуры. И конечно, женские фигуры на картинах художников казались мне бесформенными и нескладными; я не горела желанием расстаться со своим гибким девичьим телом, которое позволяло мне вольно резвиться, в обмен на то, что, я боялась, окажется грузной тушей. И все же, несмотря на опасения, я жаждала догнать Виктора в его взрослении, ожидая, что мне откроются тайны, которых ребенок знать не может.

Я приблизительно представляла, чего ожидать; и тем не менее момент созревания был для меня потрясением, как для всякой девочки. От своей цыганской сестры Тамары, бывшей на несколько лет старше меня, я узнала о месячных; но одно — услышать о такой вещи, и другое — пережить самой. И когда это произошло со мной, я совершенно забыла все, что мне рассказывали. В одно прекрасное утро я проснулась и увидела, что ночная сорочка красная и липкая. Меня ранили? — перепугалась я и тут же помчалась по коридору к комнате леди Каролины. Но ее не было у себя; вместо нее я увидела камеристку Анну-Грету, убиравшую постель. Когда она обернулась ко мне, я съежилась, испуганная и пристыженная. Она мгновенно поняла мое состояние.

— Боже! Не пугайся, дитя, — сказала она мне. — Мама все расскажет тебе об этом.

Она отвела меня в ближайший ватерклозет и дала мне все необходимое, чтобы я привела себя в порядок.

— Подожди тут, — нежно сказала она. — И успокойся. Тебе нечего стыдиться, — Потом она направила ко мне леди Каролину.

Едва увидев леди Каролину, появившуюся с мягкой улыбкой на лице, я поняла, что нет причин для тревоги. Одного ее заботливого присутствия было достаточно, чтобы я воспряла духом.

— Ты знаешь, что произошло, моя дорогая? — спросила она. — Ты стала большой. Кое-что изменилось здесь… и здесь. — Она положила руку мне на низ живота и грудь. — Это таинственное и удивительное превращение. Ты переродилась внутри, как перерождается гусеница, чтобы стать бабочкой.

— Но разве кровь должна течь?

— Кровь — это твой источник силы, ты еще узнаешь это. А теперь слушай внимательно, — говорила она, усаживая меня рядом с собой на софу. В ее глазах появилось отрешенно-печальное выражение. — Считай это своим вторым рождением. Когда ты появилась на свет, тебе оставили страшную отметину — вот тут, — Она провела пальцами по едва заметному шраму на моем виске, — Это сделал принимавший тебя невежественный человек, который осмелился назвать себя врачом. В этот раз о тебе позаботятся женщины, и это будет время радости и торжества. После этого не останется ни шрамов, ни кошмаров.

О своем кошмаре я поведала баронессе вскоре после прибытия в поместье. Как-то ночью, когда я с криком проснулась, она настояла, чтобы я рассказала, что потревожило мой сон. Когда она услышала о жестоком человеке-птице, являвшемся мне по ночам, думаю, впервые я увидела, как ее спокойное лицо покраснело от гнева.

«Тебе нанесли не только телесную рану, ранили и твое сознание, — сказала она и постаралась успокоить меня. — Такого существа нет в природе. Это плод фантазии, и со временем он изгладится из твоей памяти». Сейчас, когда она говорила о торжестве, я не могла сдержать любопытства. Мне хотелось знать когда, когда! — и я спросила об этом с неприличным нетерпением.

— Скоро, — ответила она. — Необходимо тщательно выбрать время.

Мне было сказано, что следует дождаться первого летнего полнолуния, до которого было еще два месяца. До этого дня месячные случились еще дважды, и я сделала все, как меня научили. Страхи мои прошли, но не беспокойство. Я быстро примирилась с тем, что придется терпеть это досадное неудобство, но не могла понять, почему леди Каролина уверена, что нужно гордиться происходящим с тобой. Несмотря на ее уговоры, мне это казалось столь неестественным, что я была убеждена: на мне в эти дни словно стоит клеймо. Конечно же, все догадывались о моем состоянии и считали меня нечистой. Поэтому я с растущим нетерпением ждала события, которое мне обещали, надеясь, что оно принесет что-то большее, нежели мучивший меня стыд.