А если это был Он? - Мессадье Жеральд

— Ты что, воров восхваляешь? — бросил какой-то торговец, раздосадованный тем, что на его корзины с дынями и огурцами никто не обращает внимания.

— Нет, купец, я пытаюсь втолковать тебе, что есть кое-что и похуже, чем быть обокраденным: это необходимость воровать самому.

Толпу, уже близкую к тысяче человек, ответ незнакомца позабавил — люди весело зашушукались. Заколыхалось море объемистых белых тюрбанов с мелким черным узором и женских покрывал.

Все же то тут, то там виднелось и несколько непокрытых голов. Одна из них принадлежала итальянскому туристу, снимавшему сцену видеокамерой. Он ни слова не понимал из речи незнакомца, но происходящее показалось ему в высшей степени живописным, к тому же этот проповедник был довольно представителен. По-своему он был даже красив.

— Когда вы богаты, — продолжал незнакомец, — ваши дети радуются вашим болезням, надеясь, что какая-нибудь из них окажется последней и тогда они смогут завладеть всеми денежками. А когда бедны, они досадуют, что придется оплачивать кади^[5] и ваши похороны. Вот я и говорю, что вы — всего лишь торгаши. Вы бы и огрызки ваших ногтей продали, если бы на них кто-то польстился.

Толпа засмеялась. Красноречие этого человека лилось, словно вода из щедрого источника. Сразу видно было, что эта речь не заучена, а идет прямо из сердца. И выражался он доходчиво да к тому же властно. Никто не знал, кто он такой, но наверняка блестяще учился в медресе, как вся эта обеспеченная городская молодежь, хотя ни разу не сбился на ученый язык, который наверняка усыпил бы слушателей.

— Да и люди ли вы еще? Неужто вы в самом деле думаете, что Всевышний сотворил Адама и Еву, чтобы вы докатились до такого? Стали помесью ходячей утробы и кассового аппарата? Какое место занимает Бог в ваших мыслях между пробуждением и засыпанием?..

— Ты что — мулла? — раздраженно оборвал его другой торговец.

По одежде было видно, что он человек зажиточный.

— А ты думаешь, человече, что только муллы несут слово Божие?

— Тогда не нужны нам твои проповеди! Только работать мешаешь!

— Ну вот, что я вам говорил? Этот человек богат, взгляните на его платье. Слыша слово Божье, он раздражается. Оно ему мешает! Он и дальше хочет делать деньги.

Соседи богача стали осыпать его упреками. Тот начал огрызаться, и упреки сменились насмешками. В конце концов брюзгу вытолкали из толпы вон, велев помалкивать.

Меж тем какой-то мулла внимательно слушал проповедника.

— Как тебя зовут? — спросил он. — Я хочу, чтобы в пятницу ты пришел проповедовать в мечети.

— Мулла, — ответил тот, — я слышал тебя в мечети Мемон. Твое красноречие и ученость безупречны. Но что с того проку? Придя в мечеть, эти люди слушают только одним ухом, а выйдя оттуда, все забывают. Чтобы они услышали, нужно отвлечь их от дел.

Мулла кивнул.

Его вмешательство было равноценно фирману.^[6] Если он при всем честном народе просил незнакомца произнести проповедь в мечети, это означало, что услышанное им в полном согласии с вероучением.

Проповедник продолжил:

— Ваша алчность наживается даже на смерти! Этот город, как и Пешавар, стал крупнейшим в Азии рынком, где продают и покупают самое смертоносное оружие, какое только создано для убийства. Люди прикрываются своей верой, чтобы торговать им и убивать невинных! Тех, кто не совершил никакого преступления! Эти торгаши отвратительны в глазах Господа, ибо, как сказал пророк: Бог ненавидит нападающих!

Широкий ропот пробежал по толпе.

— Бог есть мир, милосердие! Ему ненавистно смертоносное оружие, убивающее не тех, кто виноват, но невинных! Ибо виноватые хитры, они-то никогда не покидают своих укрытий. А жертвой нападающих становятся одни невинные, которые страшатся лишь гнева Божьего. Как по-вашему, сколько виновных убьет одна атомная бомба, сброшенная на коварного врага? Миллион невинных и ни одного виновного!

Раздались крики:

— Он правду говорит! Слушайте его!

— Это оружие Сатаны! — добавил человек.

Слово «шайтан» эхом разнеслось над широкой площадью, вызвав некоторую тревогу и даже ужас у этих людей, оболваненных телевидением и слащавыми песенками.

Торговец, изгнанный из толпы, теперь о чем-то переговаривался с полицейскими. Сунул им монету. В самом деле, полицейские Карачи превосходили попрошаек только в одном: они-то всегда получали свои подачки. В итоге пара держиморд направилась к арбе, на которой стоял человек, и один из них крикнул: