А если это был Он? - Мессадье Жеральд

— Что ж, оставив лошадей, он решил взяться за кучера. Как и намеревался, впрочем.

Исламский мир опять поздравил себя: наби Эманалла, если только это не был сам Иисус, собрался наконец утихомирить американцев. Самое время.

Индия же наблюдала за событиями с философской флегмой: боги всегда жили на ее земле, и у каждого ее очага был чей-нибудь алтарь — Вишну, Брахмы, Шивы, Ганеши и прочих. Тут каждый испокон веку знал, что боги никогда по-настоящему не оставляли людей в их безумствах, иначе род людской уже давно бы исчез.

Парадоксально, но сильнее всего были опеспокоены последствиями большого американского затемнения именно христиане.

34

В шесть часов десять минут утра Уэсли был разбужен главой секретариата Энтони Баскином. Лежа на том самом диванчике, куда сел, прибыв в противоатомное убежище, он открыл глаза и стал растерянно озираться. Выходит, он еще жив?

— Господин президент, — сказал ему Баскин, — электричество включилось.

— Мм-м?

Президент таращился на него, словно тот говорил на непонятном языке.

— Ток вернулся, сэр. Все работает. Хотите подняться наверх, освежиться и позавтракать?

Президенту Соединенных Штатов понадобилось какое-то время, чтобы вернуться к действительности. Напротив себя он увидел военного атташе Эдвина Хендрикса, которого тоже сморил сон. Потом, на соседней банкетке, свою супругу. Он взглянул на циферблат: они провели в убежище около семи часов.

— Энн-Френсис, — позвал он жену.

Тихонько взял ее за щиколотку.

Та коротко вскрикнула и проснулась.

— Все, ток вернулся. Поднимаемся наверх.

Она села, растерянно оглядев унылую обстановку.

Ему в голову пришла беглая мысль о своей зависимости от электричества: при его отсутствии он, глава самой могущественной страны в мире, вынужден прятаться в подвале. Он прочистил горло:

— Эдвин! Эдвин!

Генерал-лейтенант Хендрикс шумно вздохнул, вытянул одну ногу и потер лицо.

— Что случилось?

— Электричество заработало.

Уэсли открыл свой чемоданчик: зеленые лампочки снова горели. Он долго смотрел на них. Эти лампочки явно не зависели от остальных электрических сетей, но они снова горели. Хендрикс, наблюдавший за этой проверкой, обменялся с президентом многозначительным взглядом.

Они вышли в мрачный коридор, по которому прибыли сюда. Уэсли с супругой направился в свои апартаменты.

В 7.15 президент, приняв душ и переодевшись, снова был в Овальном кабинете, где к нему присоединился Хендрикс. Им подали завтрак. Уэсли смотрел на тосты, масло, джем и кофейник как на чудо человеческого гения.

Хендрикс вернулся в свой кабинет, чтобы принять на себя шквал телефонных звонков, прорвавшийся со всех командных пунктов, от баз подводных лодок в Гротоне и Сан-Диего до военных аэродромов.

В 9.00 советница по внутренним делам и советник по иностранным дали знать, что явились по приказу президента. В утреннем свете их лица казались особенно бледными. Они мало что могли сообщить главе Соединенных Штатов, за исключением того факта, что ток повсюду восстановился с шести часов и что электростанции вновь заработали без всякого внешнего вмешательства. Президент покачал головой и объявил, что днем проведет заседание кабинета. Час еще не определен.

— Сэр, — сказала советница по внутренним делам, — телевизионные каналы хотели бы знать, намереваетесь ли вы сегодня выступить с обращением.

— Пока не знаю.

За этим ответом последовало смущенное молчание. Страна только что испытала то, что иностранная пресса уже окрестила «психологическим 11 сентября», и теперь с нетерпением ожидала реакции своего главы. Весь мир также ее ожидал.

Но Уэсли не знал еще, что думать. Никакой опыт, никакая карьера не готовит политика-профессионала к вмешательству сверхъестественных сил в человеческие дела.

Вошел Баскин; Уэсли восхитился физической и нервной выносливостью начальника своего секретариата: этот парень почти не спал вот уже скоро двадцать четыре часа, а казался таким же бодрым, как и всегда.

— Сэр, пастор Джим Фулберт хотел бы с вами поговорить.

— Он и без того слишком много говорит, — ответил Уэсли раздраженно.

Реплика довольно красноречиво свидетельствовала о ценности Фулберта в глазах президента. Или, скорее, о перемене отношения к тому, кто еще накануне был его союзником и гостем.