Остров на краю света - Харрис Джоанн

Его энтузиазм заражал. Я кивнула, не успев еще перевести дух от смеха и ветра. Теперь он обнимал меня за плечи одной рукой; его плащ бился о мое бедро. Запах моря, озоновый запах пронизывающей соленой водяной пыли, был вездесущ. Радостный ветер раздул мои легкие, и мне хотелось закричать. Вместо этого я по внезапному капризу повернулась к Флинну и поцеловала его — долгим, дух захватывающим поцелуем, соленым на вкус, и мой рот прилип к его рту, как рыба-прилипала. Я все еще смеялась, сама не зная почему. На мгновение я исчезла; стала кем-то другим. Мой рот горел; кожу покалывало. Волосы наэлектризовались. Вот, подумала я, как чувствует себя человек за секунду до того, как его ударит молния.

Волна влетела между нами, промочив меня до колен, и я отскочила, задыхаясь от удивления и холода. Флинн смотрел на меня с любопытством, явно не чувствуя, что набрал воды в сапоги. Впервые за много месяцев мне стало не по себе рядом с ним, словно земля меж нами переместилась и открыла что-то такое, о чем я даже не знала до нынешнего дня.

Потом он вдруг отвернулся.

Словно ударил. Жар пополз по моему телу, прилив замешательства и смертельного стыда. Как я могла быть такой дурой? Как я могла так ошибочно истолковать его поведение?

— Извини, — сказала я, пытаясь выдавить смешок, хотя лицо мое горело. — Не знаю, что такое на меня нашло.

Флинн опять взглянул на меня. Свет в глазах, кажется, совсем погас.

— Ничего, — сказал он без всякого выражения. — Все в порядке. Давай не будем к этому возвращаться, ладно?

Я кивнула, страстно желая съежиться в крохотный комочек, чтобы меня унесло ветром.

Флинн, кажется, немного расслабился. Он на миг обнял меня одной рукой, как иногда делал отец, когда был мной доволен.

— Ладно, — повторил он.

И разговор опять перешел на безопасные темы.

По мере приближения весны я завела обыкновение ходить на пляж каждый день — искать признаки перемен или ущерба. Особенно я забеспокоилась с началом марта: ветер опять начал сменяться на южный, неся с собой злые приливы. Но злые приливы почти ничего не сделали Ле Салану. Ручей держался молодцом, на Ла Буше было сухо, лодки по большей части были вытащены в безопасное место. Даже Ла Гулю, кажется, совсем не пострадал, если не считать куч некрасивых черных водорослей, которые прилив выбрасывал на берег, — Оме забирал их каждое утро для удобрения полей. Бушу стоял на месте. Во время затишья между двумя приливами Флинн выбрался на лодке на Ла Жете и объявил, что риф не понес серьезного ущерба. Наша удача пока держалась.

Мало-помалу оптимизм возвращался к саланцам. Дело было не только в том, что наше материальное положение улучшилось. Тут крылось что-то большее. Дети уже не так уныло тащились по утрам в школу, Туанетта купила себе новую щегольскую шляпку, Шарлотта начала красить губы розовой помадой и распустила волосы. Мерседес стала проводить меньше времени в Ла Уссиньере. Усеченная нога Аристида в дождливые ночи болела не так сильно. Я приводила шлюпочную мастерскую отца в рабочий вид: вычищала старый сарай, откладывала в сторону материалы, которые еще годились в дело, откапывала корпуса лодок, полузанесенные песком. А в домах по всему Ле Салану проветривались постели, вскапывались грядки, свободные комнаты обставлялись получше для долгожданных гостей. Про них никто не говорил вслух — дезертиров в деревне редко упоминали, еще реже, чем покойников, — но все равно из ящиков извлекались фотографии, письма перечитывались, телефонные номера зубрились наизусть. Кло, дочь Капуцины, собиралась приехать на Пасху. Дезире и Аристид получили открытку от младшего сына. Все было так, словно весна пришла раньше срока и новые ростки брызнули из пыльных углов и просоленных трещин.

Это затронуло даже отца. Я начала что-то подозревать, когда, вернувшись с Ла Гулю, обнаружила у крыльца штабель кирпичей. Рядом еще были шлакоблоки и мешки с цементом.

— Твой отец решил заняться строительством, — сказал Ален, встретив меня в деревне. — Кажется, он хочет устроить душевую или дом расширить.

Эта новость меня не удивила: в стародавние времена Жан Большой постоянно затевал какое-нибудь строительство. Я поняла, что дело серьезное, только когда Флинн явился с погрузчиком, бетономешалкой и новой порцией кирпичей и шлакоблоков.

— Это что? — вопросила я.

— Работа, — ответил Флинн. — Твой отец хочет кое-что поделать.