Тётя Мотя - Кучерская Майя

— Тишка, все это не для людей, не-ет, — протянула, давя зевок, Тетя, — для ангелов небесных, для святых. А для людей, для обычного человека иногда лучше свалить гнилую развалюху и заложить новой фундамент! — Тетя досадливо ударила по столу ладонью, звякнули чашки-ложки. — Потому что любовь — это дар и это свобода, а не вечное насилие над собой!

Последние слова она прокричала и осеклась: дети спят, нельзя. Но Тишка и сама говорила все громче.

— Маринка, это не насилие, это труд. Я тебе больше скажу: если ты, несмотря ни на что, все-таки идешь, прешь в заданном направлении, происходит чудо, то самое. Двое становятся одной плотью. Ты начинаешь любить другого, как самого себя, потому что он и есть ты. По силе очень похоже на влюбленность, но спокойней, трезвее. Это процесс мистический, в нем тоже принимают участие высшие силы, куда денешься, но они правда подключаются и претворяют эти отношения, отношения двоих в одно. Совершенно независимо от того, верующие это люди или вовсе нет, молятся ли они и какому Богу. Бывает и так, как ты говоришь, когда и правда дар, когда с самого начала люди живут душа в душу, потому что созданы друг для друга, но такое случается страшно редко! Сколько ты видела абсолютно счастливых пар?

Тишка разволновалась, в глазах ее снова сверкнули слезы, она смахнула их и продолжала, явно высказывая давно обдуманное, выношенное, а Тете все сильнее хотелось спать, но она крепилась, незаметно кольнула себя вилкой и различала сквозь наступающую дрему:

— Любовь в браке может показаться скучной, плоской, но это только по неведению, Маринк, — будто уговаривала ее Тишка. — Это как в раю, многие думают — вот ведь скука какая! Что там делать-то — только славить Бога… занудство! Но те, кто видел обители райские, эти сады благоуханные, кто слышал ангелов небесных и смог потом про это рассказать, готовы были мучиться нестерпимой мукой, лежать хоть всю свою жизнь в яме, и чтобы червь их терзал, и все это за одну только минуту пребывания там, на небе…

— Сады цветущие? Ангелы?! — изумилась Тетя. — Ты что, правда веришь в рай, Тишка? В эти цветы, в птиц, яблоки?

— Конечно, — улыбнулась Таня, откинула волосы назад — и лицо у нее оказалось совсем не уставшее и веселое. — Конечно, верю.

Тишка уложила Тетю на первом этаже, в небольшой гостевой комнате. Светлые, видимо, недавно наклеенные обои в серебристую крапинку, сшитые Тишкиной рукой синие занавески в подсолнухах, старенький деревянный письменный стол, на котором высились стопки книг. «Искусство коронарной хирургии», «Плазменная коагуляция», «Нестандартная хирургия критической ишемии нижних конечностей», — по слогам читала Тетя названия на корешках, и — передышка: Тютчев «Избранное», Гаспаров «Занимательная Греция»… Она погасила свет.

Весь остаток ночи ей снился их разговор с Тишкой, двое становятся одним — повторяла Тишка, но внезапно запрокидывала голову и разражалась легким своим колышущимся смехом — чистым, юным, счастливым; мелькал и сердитый Коля, даже младенца Сашу она еще раз подержала на руках. Наконец, Тетя очнулась. Было совсем светло. В доме жил все тот же легкий яблочный дух, но к нему примешался новый.

Она приподняла голову, выглянула в окно — на улице было белым-бело. Под утро подморозило, повалил снег и укрыл все за несколько часов. И сейчас снег все летел, но уже совсем редкий, легкий. Тетя смотрела на побелевшие деревья, качели, турник, засыпанную детскую лесенку, на высокие, облепленные белым стволы за невысоким забором, на весь этот опрятный и похорошевший мир. Черная недовольная ворона сидела на заборе съежившись.

Раздался стук, дверь крыльца покачнулась, в сад выскочила девочка лет шести. Она бежала по снегу в валенках, без шапки, в распахнутой красной курточке, наброшенной прямо на пижаму, остановилась, оглянулась на свои следы, издала хохочущий восторженный звук и начала мелко прыгать, сложив впереди ручки. Подпрыгала к качелям, тронула белый колпак на сиденье, слепила из него снежок, кинула вперед, в близкий уже забор. Мокрый чпок — на сырых темных досках отпечатался белый овал, девочка снова тихо, точно сдерживая себя и боясь, что застанут, засмеялась, и так же зайчиком попрыгала обратно к дому.

Ворона, широко взмахнув крыльями каркнула, и пропала в белом лесу. По снегу тянулась цепочка девочкиных следов, с легким железным скрипом качались качели, яблони были изумлены. И внезапно острый приступ счастья охватил Тетю. Мир был так страшно знаком, узнаваем и все-таки нов, непредсказуем, свеж. Так и будет всегда. Так и будет хлопьями падать на лес и сад тишина. Так и будет хрипеть и махать крылами ворона. Девочка прыгать мелкими прыжочками сквозь заснеженный двор. Качели беззвучно качаться.