Беременная вдова - Эмис Мартин

— Ага. Кажется. Знаешь, я на девяносто девять процентов уверен, что прошлой ночью я не хулиганил. И я тебе скажу почему. — Он приподнялся на локте. — Понимаешь, я уже примерно неделю думаю… Я собираюсь сделать объявление. Собираюсь объявить, что больше никогда ни с кем не буду ебаться.

— Ни с кем. Даже с Шехерезадой, если она тебя попросит.

— Даже с Шехерезадой. И хочу, чтобы все было официально. Хочу, чтобы у меня в паспорте это стояло. Особый штамп, вроде визы. Чтобы сегодня ночью в палатке все, что мне нужно будет сделать, — это открыть паспорт и сунуть Собаке под нос. Господи, ты погляди, какая огромная пчела! Небось как ужалит… Тут как в раю.

Розы надували губы и жеманились, запахи качало и укачивало. Они разговаривали о птицах и пчелах. Все было как в раю. И Кит, чувствовавший себя совершенно падшим, сказал:

— Жаль, что так получилось. Я имею в виду, с Лили. Но как ты думаешь, стала бы она? Стала бы?

В полдень, сидя у бассейна, они увидели, как по завитку на горном склоне подкатывает «роллс-ройс». Лили с Китом подошли к парапету и посмотрели туда: Рита взлетала по каменным ступенькам, а машина тем временем сердито разворачивалась по гравию. Она остановилась помахать, встав на цыпочки, и появилось бронзовое предплечье, которым лениво поразмахивали.

— Завтрак у него замечательный, — сказала Рита, выкручиваясь изо всей одежды. — Подается на балконе. Где Себ живет, это не замок. Это, бля, город настоящий.

Она уже стояла под душем у бассейна, одна рука — наготове, на рукоятке крана. Но сначала она должна была поделиться… Тут, внизу, их оставалось всего четверо, плюс Шехерезада.

— Цветы на подносе. Три вида фруктового сока. Круассаны. Йогурт с медом. Омлетик с травами под серебряной тарелочкой. Ой, красота. Кроме чая. Я его пить не могла. Не могу я пить эту дрянь, и все тут. Мене «Тетли» подавай. Надо было привезти с собой пару пакетиков. И как я забыла? Куда ж я без «Тетли»?

— Она с ним везде ездит, — пояснил Кенрик. — Со своим «Тетли».

— Без «Тетли» мене никуда. Рик. Давай, солнышко, пойди завари нам чашечку. О-ой, ну давай же.

Кенрик поднялся на ноги, поддерживая разговор:

— Не обижайся и все такое, не хочешь — не отвечай, но все-таки как оно было? С Адриано.

Тогда-то и появилась Руаа — вдали, позади; она бодро перемещалась вокруг кабинки для переодевания, остановилась, застыла, отклонилась назад. По ее траурному одеянию можно было понять лишь три вещи о содержащемся там теле: его пол, разумеется, его рост и, что было куда более странно, его молодость.

— Глядите, чего он мне подарил, — сказала ни о чем не подозревающая Рита, ощупывая руками шею: волнообразная серебряная цепочка с весомым отблеском. — «Где ты, моя египетская змейка?»^[65] Знаешь, Шез, со мной никогда раньше так любовью не занимались. Начинает так тихонько. Только начнешь терять сознание от всей этой нежности, как все меняется. И думаешь: уфф, так хорошенько мне еще не вставляли! Наверно, это у него размер такой — я так думаю.

Тут она крутнулась. И мгновение словно увеличилось, взлетело кверху, в золото с голубизной: вот они, у замка на горе в Италии, Руаа и Рита — да, Капля в своей парандже и Собака в своем костюме Евы… Рита прокричала:

— Господи Иисусе, лапуля, да ты же, бля, там живьем изжаришься! Снимай с себя эту палатку, девка, и вали к нам, поплескаться!

На обед были остатки с (очень далекого) прошлого вечера. А потом исчезли и они.

— Знаете, — сказала уравновешенная Шехерезада, — она лучше, чем мы.

— Кто? — спросил Кит.

— Руаа.

— Ой, да ладно тебе, — возразила Лили. — Почему? Потому что носит на себе орудие пытки? И с какой стати оно черное? Черное удерживает тепло. Почему не белое? Зачем они одеваются как вдовы?

— Ну, может, и так. Но она лучше, чем мы.

Кит продолжал неотрывно смотреть вдаль, хотя спортивная машинка давно уже перевалила через склоны первого предгорья. А когда отвернулся, рядом никого не было — ни Шехерезады, ни Лили, вообще никого, и он внезапно почувствовал себя опустошенным, внезапно почувствовал себя одиноким под небесами. Он стоял у бассейна и смотрел не отрываясь. Вода была неподвижна и пока еще полупрозрачна; ему видны были медные монетки и одинокий ласт. Потом свет начал меняться, и облако, чтобы прикрыть скромницу-солнце, заторопилось бочком, и похожая на темную морскую звезду фигура появилась, корчась, из глубин. С тем лишь, чтобы встретиться со своим оригиналом — падающим листом, в то время как поверхность из стеклянной превратилась в зеркальную.