Тётя Мотя - Кучерская Майя

Не на интеллигентность эту их даже, ее и матери ее, нет, на кой ему были эти барыни недоделанные, а на то, что жизнь их вращалась по иной — высшей! — как он думал тогда, орбите. Эта орбита, нет, тогда он не мог сформулировать, что она такое, он просто чувствовал животом, глядя в глаза ее, веселые, невинные, эту длинную высокую шею тихо ощупывая робким взглядом, он потом целовал ее в эту шейку два раза сзади, а там — все то же, пушок, беззащитность! Тьфу, опять сбился, короче, эти бабы, обе, и Мотька, и малахольная мать ее («Помните, как у Цветаевой, Коля?» — Да отлично помню, Софья Константиновна, как же…), они обе могли вырваться за пределы собственного существования, забыть про все это вокруг, не знать ничего ни про то, что шкаф без ноги, ни что огурцы для засола лучше всего брать прямо с грядки, а уж если покупать, то определенные сорта, а не как однажды купила невесть что! И про склейку шланга не понимали ничего, и прокатку дисков, и как фундамент класть, дышать он должен, ясно? и как правильно говорить с рабочими, чтоб не обманули, в общем, все, чем жили его мать и отец, все эти такие важные в мире его родичей науки они не знали. Зато понимали другое. Вот он и хотел подсоединиться к их космической системе. Превышающей или как сказать… Перестать быть плоским, выйти в 3D, где такие на хрен спецэффекты!.. Но его не брали туда, не брали в космонавты. Вот что было обидно. Он не знал пароля, а они знали, обе одарены были особым даром, оказываться вдруг там. А он, когда женился, надеялся, нет, не только на эту шейку, хотя трахнуть Мотю хотелось все время жутко, до прерыва дыхания, и каждый день он после встречи занимался, да, занимался тем самым… невозможно просто было вытерпеть, ну вот опять… в общем, все же не только… а что и возьмет она его с собой. Что они полетят вместе. Почему-то он еще думал, что, когда она будет полностью его, автоматически он подключится и к тому, другому ее пространству. Хрен тебе в рот.

Они жили вместе, уже шесть или сколько там лет, он уже наизусть знал ее тело, и характер ее вроде понимал, и привычки выучил, и все равно так и остался в ней необитаемый остров, на который… (тут Коля ругнулся) он никак не мог добраться, но с которого, как он понял, она, видно, и стартовала туда, в это свое иное. И как же его это бесило. Даже сейчас он зарычал и быстро выпил новую! Бесило, что на самом-то деле она дура, которая не понимает, чего он ждет от нее! Чтобы они вместе, вместе летели туда. Но, наверное, и это он простил бы ей, особенно теперь, когда начал нащупывать собственный ход к дао, путь туда лежал все же не через женскую дырку (придурок), а через… да вот хотя бы скольжение на кайте. Но оказалось, что дом, вот эту квартиру, которую купил им отец и которую потом уже сам он ремонтировал, вот этот, так сказать, дом она не в состоянии удерживать. Она не знает, как сделать его уютным. Он сначала думал — не хочет… Но она, видать, и правда не знала. И этот взгляд ее в пустоту стал дико его раздражать. Слушай, у нас кончилась туалетная бумага, — говорил он строго. Но вместо вины на лице, вместо желания все быстро исправить Мотя смотрела сквозь, роняла рассеянно: да? Я не заметила. И ничего не замечала. И рубашки его гладила плохо! Он сам лучше мог. Из принципа только не брался!

Рюмки уже летели мелкими пташечками, Коля был порядком пьян, но сознание его все еще работало ясно, он похрустывал огурцом и изображал Тетю. Где она, кстати? Не пора ли вернуться? Он взглянул на часы — одиннадцать. Ни фига ж себе. Тэк… из дома он вышел в семь с чем-то, пошатался часа полтора, купил что надо, вернулся, их уже не было, только записка на кухне. И сразу начал готовить пир. Коля поднялся, снова перечитал записку, которую бросил на подоконник. Путешествие… Давай назад, дура! Пошел за мобильным, набрал ее номер. Гадский голос сказал, что в настоящее время абонент… Почитал еще раз ее записку — нет, главно, парня-то за хер потащила с собой? Зачем парня? Может, к маме поехала своей? Но Софье Константиновне звонить он боялся, не хотел, и снова позвонил Тете. В настоящее время… А что, бывает ненастоящее? Да. Вот сейчас она как раз в ненастоящем. И сама она разве настоящая? Этот тупой, рассеянный взгляд. Ничего не видящий или видящий, но другое, ненастоящее. Правила свои любимые — жи-ши, ча-ща. И плевать, что люди так не говорят никогда! И вдруг его озарило: фокусировка. Фокусировки-то и нет! Наше маленькое открытие. Не, не надо аплодисментов. Она не умела фокусироваться. Где-то все витала в абстракции, и не видела в упор — вещи, людей, обстоятельства, не видела то, что было перед носом. Написал эсэмэску: где вы? И еще одну: где? И еще: где вы?