Возвращение пираньи - Бушков Александр

Он жестом остановил парнишку, поспешавшего вдоль улицы с кипой ярких, в три краски, газет, кинул ему монетку, ловко выдернул из пачки верхний лист. Развернул с хрустким шелестом, вчитался и удовлетворенно хмыкнул:

– Ну да, конечно. Герильеро из «Капак Юпанки»... обстрелян полицейский участок в Барралоче... есть жертвы... гранаты... поисковые группы вылетели... Интересно, что эти «Юпанки» ни разу не пытались подорвать нефтепровод, по которому янкесы из «Петро» качают в порт здешнее черное золото...

– Хочешь сказать, они работают на...

– Не все и не всегда, – сказал Кацуба. – Попросту, согласно старому присловью, никто не знает, где кончается Беня и где начинается полиция. Любая экстремистская бражка, не мне тебя учить, профильтрована черт те кем – от агентов ДНГ до самых непонятных иностранцев. Вообще-то интересный народ. Боевики «Юпанки» на девять десятых – индейские метисы-чоло, а то и чистокровные индейцы, но вот головка – дело другое. Опять, как водится, дали снимки... Хороша, стерва?

– Да уж, – сказал Мазур, глянув на цветной снимок черноволосой красотки.

– Между прочим, чистокровнейшая праправнучка благородных кастильских идальго, – сказал Кацуба. – Виктория Барриос, дочка миллионера-судовладельца. В свое время закончила в Лиме Универсидад Майор де Сан Маркос – элитное заведение, здешний Оксфорд, старейший университет в Южной Америке, в пятьсот пятьдесят первом основан... Магистр философии. По данным ДНГ, в прошлом году самолично палила из базуки по загородному особняку родного папочки, который после этого публично обещал вздернуть блудную дочь на первом суку, мужик, надо сказать, такой, что обещание в случае чего выполнит. Вот они где, подлинные латиноамериканские страсти... Ага. Этот тоже не из метисов – чистокровный гачупино. Та же история, разве что папа не столь богат и учился отпрыск не в Перу, а в Париже. Начальник их ЧК. И третий, Пабло, опять-таки не пролетарий от сохи и не индеец. Вся головка. За каждого из этой троицы, кстати, назначена кругленькая сумма, а любому сотруднику ДНГ, кроме денег, еще и орден с мечами обещан. Ты присмотрись хорошенько, может, кто из этих фрондеров по дороге попадется, можно будет подкалымить...

– Шутишь?

– А черт его знает, – сказал Кацуба, сворачивая газету. – В конце концов, денежки законные плюс орден с мечами... А? Но каковы юные поросюки из элитных семей?

– Господи, это же не первый случай и даже не десятый, – сказал Мазур. – Тут тебе и Патти Херст, и дворянин Володя Ульянов, и Фидель...

– Сеньоры, какая встреча!

Перед ними стоял незаметно подошедший Франсуа – в столь же белоснежном костюме, насквозь респектабельный, с крупным бриллиантом в перстне и легкомысленной тросточкой под мышкой. Они с Кацубой тепло поздоровались по-здешнему (Мазур уже знал, что это называется abrazo): два друга, обнявшись, хлопают один другого по спине сначала правой, потом левой рукой.

Мазур неловко торчал рядом, совершенно не представляя, как ему с «третьим мушкетером» держаться, точнее, на каком языке говорить, – он не знал, в какой роли появился Франсуа на улицах столицы.

– Мой друг Влад! – воскликнул Франсуа на безукоризненном английском, кидаясь Мазуру на шею, и тот от растерянности покорно выполнил обряд abrazo. – Поистине, достаточно выйти на Сан-Августин и постоять там пять минут, чтобы без всяких хлопот, расспросов и поисков вновь обрести старых друзей! Кеведо был прав, когда посвятил этой улице поэму...

На них не обращали внимания – там и сям происходили столь же дружеские встречи с хлопаньем по спине, темпераментной жестикуляцией и сияющими улыбками, разве что разговор шел на испанском. Подступала вечерняя прохлада, и народ из числа благополучных массово выходил на променад.

– Пойдемте, – сказал Франсуа, беря их под руки и направляя обратно к площади Дель Соле. – Сеньор Влад, сеньор Мигель, можете меня поздравить. Франция, наконец-то, оценила скромные заслуги вашего покорного слуги, назначив его здешним почетным консулом. – Он понизил голос: – Железные документы, господа, подлинные. Почти тот же иммунитет, что у вас...

«Это должно было влететь в немалую копеечку, – подумал Мазур, – подлинный картон французского почетного консула». Но он уже убедился, что неведомые дирижеры денег не считают, швыряясь ими даже почище, чем в беззаботные советские времена. Выданные им с Кацубой «суточные» и «подъемные», мягко говоря, заставили тихонечко обалдеть. Вообще-то и российские дипломаты могли носить в бумажниках столь толстые пачки, но при условии, что они происходят из семейки члена Политбюро...