Мертвая хватка - Воронин Андрей

А главное, даром.

Глава четвертая

Шоссе здорово напоминало прифронтовую рокаду, недавно подвергшуюся массированному ракетно-бомбовому удару.

Не хватало разве что горелых танков да опрокинутых грузовиков с боеприпасами и продовольствием, а в остальном иллюзия была полной. И потрепанный оливково-зеленый «лендровер», и его водитель знали толк в рокадных дорогах, ковровых бомбардировках и горелой технике. Впрочем, здесь под колесами все-таки был асфальт. Потрескавшийся, взрытый неведомой силой, битый-перебитый, где-то провалившийся, а где-то, наоборот, вспучившийся горбом, это все-таки был асфальт, а не козья тропа в горах или, скажем, болото.

Уже успевшая снова разболтаться после очередного ремонта подвеска «лендровера» слегка погромыхивала, и Илларион Забродов, ловя чутким слухом опытного водителя эти неприятные звуки, легонько морщился. Машина давно просилась на покой, но Забродов просто не мог себе представить, что станет без нее делать. Как-то раз Мещеряков, пребывая, по обыкновению, в ворчливом и саркастическом расположении духа, предложил Иллариону хотя бы приблизительно подсчитать, сколько денег он уже выбросил на бесконечные ремонты этого механического одра. Илларион считать отказался наотрез: он и так знал, что много. Хватило бы, пожалуй, на новую машину того же класса и даже той же марки.

И ведь, кажется, ремонты были не очень дорогие… Правда, было их много, потому что ездил Забродов на этой машине уже бог знает сколько лет и все больше по таким местам, где дороги существовали разве что на картах. А время между тем неумолимо бежало вперед, не щадя ни машину, ни водителя, и Илларион все чаще ловил себя на том, что этот процесс вызывает у него уже не просто грусть или недовольство, а самый настоящий страх.

Задумавшись, Илларион проглядел глубокую выбоину в дорожном покрытии. Машину сильно тряхнуло, снизу послышался глухой удар, в багажном отсеке лязгнуло, и Забродов с неудовольствием вспомнил, что, кажется, забыл как следует закрепить домкрат.

– Извини, старичок, – сказал он машине и ободряюще похлопал ладонью по ободу руля, – это я замечтался малость. Задумался, понимаешь, о времени и о судьбе. Стареем, брат, стареем… А помнишь, как бывало? А? Да, были когда-то и мы рысаками…

Подобные разговоры о том, как оно было раньше и как стало теперь, Илларион вел только со своим автомобилем и только тогда, когда был в машине один. Автомобиль был идеальным собеседником, он прекрасно умел слушать и никому не рассказывал об услышанном. К тому же Забродов и его «лендровер» вместе прошли огонь и воду, так что общих воспоминаний у них хватало. Тот же Мещеряков однажды заявил, что Илларион и его машина напоминают ему престарелого кентавра с механическим приводом, а другой знакомый Иллариона, которого уже лет пять, как не было в живых, называл их не Забродов и «лендровер», а Лендродов и задровер.

Сначала вдоль шоссе тянулись коричневые с лиловатым оттенком поля – уже перепаханные, но еще не засеянные.

Этот скучный пейзаж время от времени оживляли перелески и ярко-зеленые заплаты озимых. Потом перелески стали попадаться чаще, потеряли легкомысленную прозрачность, понемногу придвинулись к дороге и, наконец, плотно обступили ее с обеих сторон. Илларион понял, что въехал наконец в знаменитые Брянские леса – вернее, в то, что от них осталось.

Тут он заметил, что все чаще зевает, рискуя вывихнуть себе челюсть, и решил остановиться. Выехал он затемно, часа в четыре утра, – была у него слабенькая надежда обернуться туда и назад за сутки, без ночевки. В принципе, в этом не было ничего невозможного, трудностей особых тоже не предвиделось, но, видно, возраст у него был уже не тот, да и вчерашние посиделки с полковниками давали себя знать. Слишком много было выпивки и пустой трепотни, и поспать почти не удалось… О чем бишь они говорили? Да, в общем-то, ни о чем конкретном, если не считать этой сорокинской яблони – яблони Гесперид, как он ее называл. Надо же такое придумать! Н-да…

Он съехал на обочину, заглушил двигатель, достал из лежавшего на заднем сиденье рюкзака термос с крепким черным кофе и, чтобы не терять времени зря, развернул принесенную Мещеряковым карту, более или менее пристроив ее поверх руля. После этого он закурил и стал, перемежая осторожные глотки с экономными затяжками, изучать по карте свой маршрут.

Конечная точка этого маршрута, родовое поместье графов Куделиных, была помечена на карте аккуратным карандашным крестиком. Илларион поставил этот крестик сам после того, как в течение битых полутора часов сличал нарисованную Маратом Ивановичем Пигулевским схему с картой. Картограф из Марата Ивановича был еще тот, с Иллариона семь потов сошло, пока он сумел, наконец, с полной уверенностью определить координаты цели своего путешествия. Зато теперь он ни в чем не сомневался, кроме того, естественно, что в поместье осталось хоть что-нибудь из богатой библиотеки Куделиных. Вот это как раз и было очень сомнительно, поскольку садовник – это все-таки не библиотекарь и не архивариус и единственный вид литературы, который может его как-то заинтересовать, это книги по садоводству. Но чем черт не шутит! Фамилия-то у садовника действительно такая же, как у последнего хозяина поместья…