Государственный киллер - Серегин Михаил Георгиевич

– Потому что Мишану сломали руку и яйца на винегрет пустили, а Ахмет даже в сознание не пришел с тех пор, как ему приложили по башке, – пожаловался Василий, тот самый, с кнопочным носом, которому досталось уже дважды.

– Да пусть хоть в реанимации лежит! – заорал Никольский, подскочив к многострадальному парню и тряся его, как обожравшийся меда медведь в избытке сил трясет молодую липу. – Я спрашиваю, почему их тут нет, а не какие увечья причинили им те двое!

Он с остервенением толкнул Василия так, что тот едва устоял на ногах, а потом сел прямо на стол и, вздохнув, проговорил неожиданно спокойно и мелодично, постукивая по столу пальцем:

– Просто из рук вон… Ну, и что прикажете с вами делать?

– Мы найдем ее, – поспешно заверил Василий. – Эти двое с обезьяной шли пешкарусом, так что, я думаю, они местные.

– Местные кадры деревенского спецназа? – усмехнулся Никольский. – Если хотя бы половина того, что вы мне тут понарассказывали, правда, то эти парни никак на могут быть местными. Не похожи на здешних аборигенов. Другое дело, что они приехали к кому-то в гости.

– Ну да, в гости! – с готовностью подтвердил Василий, а второй амбал, все время молчавший и время от времени прикладывавший руку к посиневшей шее и разбитой скуле, кивнул. – Они, наверно, в Щукинском живут.

– Молите бога, чтобы ваши слова оказались правдой. – Никольский перевел взгляд на огромную икону Спасителя, венчавшую собой целый иконостас в углу, и набожно перекрестился. – А не то с вами будет говорить Маметкул… а вы знаете, какие у Маметкула разговоры.

В этот момент дверь отворилась, и вошел высокий черноволосый человек с атлетической статной фигурой, и при виде его Василий испуганно вздрогнул и облизнул пересохшие губы.

– Это по какому поводу ты пугаешь мной этих шайтанов, Серега? – весело спросил черноволосый, поигрывая левой рукой плетью с резной рукояткой и фигурным позолоченным набалдашником.

– А вот по такому, что двое каких-то ребят с обезьяной… – И Никольский спокойно выложил происшедшее буквально два часа назад.

Красивое смуглое лицо Маметкула все больше мрачнело, а черные брови зловеще заиграли под прорезавшимся морщинками лбом. Узенькие ноздри раздулись и, не дожидаясь окончания рассказа Никольского, он повернулся к парочке амбалов и, с разворота вытянув плетью по спине Василия, скверно выругался, полыхнув бешеным взблеском красивых темных глаз.

– Да как вы смели, псы! – заорал он и еще раз ударил – уже не Василия, а второго парня, который все это время молчал. На этот раз Маметкулов бил набалдашником, да так неудачно – или, быть может, наоборот, удачно, – что удар пришелся точно по виску. Возможно, так бы и не случилось, не отшатнись тот так резко.

Но сейчас тяжелая рукоять плети врезалась прямо в голову парню. Тот некоторое время постоял на дрожащих неверных ногах, бессмысленно и невидяще глядя перед собой, а потом ноги подломились, и он упал и покатился, как соломенная кукла.

Василий охнул и бросился поднимать упавшего товарища, а Маметкул вытер ребром ладони увлажнившийся лоб и спокойно, словно ничего этого и не было, произнес:

– Я сейчас когда ехал сюда… там на указателе «Монастырский сад» какой-то урод стер первую букву в слове «сад». Так что получилось забавно.

– «Монастырский ад»? – усмехнувшись, выговорил Никольский, потом посмотрел на все еще копошащегося на полу Василия и спросил:

– Ну, что там с ним?

– Кажется, он того… все, – не поднимая головы – или просто не смея поднять ее, – ответил тот.

Маметкул меланхолично пожал плечами и обратился к Никольскому:

– Да, Серый… ты не досказал мне историю про этих парней с обезьянкой.

– Все это почему-то напоминает мне анекдот, – произнес Никольский. – Семеро козлят бьют копытами серого волка. Волк кричит: «Да что же это вы делаете, волки позорные?» А они ему: «Молчи, козел!»

Он повернулся к снисходительно ухмыляющемуся Маметкулу и после некоторой паузы добавил:

– А про этих парней с обезьянкой… Василий предполагает, что они проживают в Щукинском. Разумеется, не постоянные жители, а гостят у кого-нибудь.

– Я сам займусь этим делом, – жестко бросил Маметкулов. – Не может быть, чтобы не осталось следов. Тем более что в Щукинском мне есть у кого навести справки.

– Это та девица, которая однажды приезжала сюда и снималась в «Полуночном молебне»?

– Вот именно. Кстати, когда твои шведы заплатят за три последних материала, которые мы им поставили?