Возвращение пираньи - Бушков Александр

То же самое орала сотня глоток. Мазур отвернулся, побрел к скамейкам – сидевшие торопливо вскочили, давая место, – упал задницей на жесткую доску. Внутри творилось неописуемое: сердце колошматилось о ребра, легкие ходили ходуном, под ложечкой жгло, глаза туманило... Все доходило, как сквозь полуобморок – кто-то хлопал его по плечам, кто-то орал в ухо, о губы вдруг стукнулось что-то твердое, Мазур разжал рот, глотал хлынувшую струей из задранной бутылки прозрачную отраву, кашляя, проливая на грудь, обжигая горло, трезвеющим сознанием отмечая, что это не виски, покрепче будет, и вкус непонятный, и бутыль без этикетки...

Сумасшедшее напряжение медленно-медленно таяло. Его все еще хлопали по плечам, восторженно орали в уши. Весь этот гомон вдруг перекрыла череда выстрелов – Мазур увидел, глядя над головами болельщиков, что это герцог, стоя посреди площадки, палит, опустошая в воздух обойму потертого «кольта». Когда патроны кончились и настала тишина, «министр культуры» заорал:

– Итак, друзья мои, безоговорочно победил наш гость! Девица признается его законной и неотъемлемой собственностью! Играйте победу, герольды! Только где ж вас взять-то... Эй, пропустите даму, олухи, принцесса приветствует своего героя! Кто поближе, пните Желтопузика под зад, чтобы даме дорогу не загораживал!

Ольга кинулась Мазуру на шею, прижалась, пачкаясь сухой пылью и кровью. Это откуда же кровь? Из носа, оказывается... Плевать, не опасно...

Он стоял, пошатываясь, уронив руки, все еще тяжело дыша, в голове снова туманилось, на сей раз – от свежего запаха ее тела, и н о г о, незнакомого, от упругого тепла под тонким платьем. Ольга прижималась к нему так, словно вот-вот должен был грянуть конец света. В голове у Мазура не было ни особенных мыслей, ни чувств, а те, что имелись, сводились к простому, ликующему воплю: съели, с-суки? Я вам покажу, как хоронить империю, империя умирает, когда умирают ее последние солдаты, а они пока что живехоньки...

Если б еще сказать: «Моя!» Если бы... А она – ничья, своя, чужая...

– Мои поздравления, леди и сэр, – с прежним аристократическим выговором протянул герцог. – Я думаю, мэр ради такого случая вам выделит бесплатную воду для душа... а если вам вдруг придет в голову после столь блистательно подтвержденных прав друг на друга перевести отношения в иную плоскость – у нас отыщется самый настоящий падре, особо позвольте заметить, не лишенный сана, хоть и занятый в настоящее время не службой господу, а стяжанием опалов... Эй, где там падре, маргиналы? Где наш пастырь? Ведите его сюда, вдруг да понадобится...

Ольга, оторвавшись от Мазура, вдруг залепила герцогу такую оплеуху, что звон пошел на всю округу. Хотела добавить, но он, шутовски раскланявшись, успел бросить:

– Мисс, вы меня осчастливили на всю жизнь...

Ольга в самый последний момент задержала удар, отвернулась и, крепко ухватив Мазура за руку, повела его сквозь поспешно расступавшуюся толпу – шагала, гордо задрав подбородок, глядя перед собой. Отойдя немного, сообщила:

– Если бы он тебя вырубил, я бы за него взялась сама. В жизни не допустила бы, чтобы... Но я в тебя верила.

– Спасибо, – криво усмехнулся Мазур. Поискал взглядом Кацубу, но нигде не обнаружил.

– Хочешь пошлую фразу? Ты был великолепен.

– Я старался, – сказал он хмуро.

Почему-то сейчас Мазур начал испытывать нечто, весьма напоминавшее стыд и раскаяние, – словно сделал что-то чертовски предосудительное, выставил себя на всеобщее осмеяние. Глупейшее ощущение, если разобраться, но оно присутствовало...

Окинув себя беглым взглядом, Ольга по неисповедимой женской логике вдруг сделала неожиданный вывод:

– Платье пропало. Первый раз надела... ну и наплевать!

* * *

...Когда раздался осторожный стук, больше напоминавший царапанье, Мазур взмыл с постели довольно браво, хотя местах в четырех по всему телу и ворохнулась остро вполне предсказуемая боль. Свет единственной лампочки был довольно тусклым – никто здесь не рассчитывал, что постояльцы будут портить глаза чтением или разбирать ноты. Бесшумно взведя курок, он подкрался к двери. До конца не верил здешним весельчакам, что с его стороны было вполне понятно и простительно. Кацуба до сих пор где-то болтался – навестил после ристалища, перекинулся парой слов, потом предупредил, что пойдет надолго «побродить», и исчез, Ольга же легла спать с пистолетом под подушкой.

В коридоре, правда, стояла тишина, ну да кто их знает...