Театр теней - Гилфойл Кевин

Приговор прокурора округа Лейк оказался приблизительно таким, как и обещал Грэхем. Дэвис подал ходатайство о признании его действий административным правонарушением, заплатил штраф, не показавшийся ему обременительным, и был приговорен к семи дням тюрьмы условно. Кроме того, его обязали в течение полугода работать в бесплатной клинике в районе Вест-сайд в Чикаго. Марта Финн предъявила к нему гражданский иск, но Грэхему удалось урегулировать спор без судебного разбирательства меньше чем за 75 000 долларов. Американская медицинская ассоциация на четыре месяца лишила Дэвиса права вести врачебную деятельность — он, конечно, легко отделался, если учесть те жесткие меры, которые порой применяет данная организация.

Однако когда срок отстранения от профессиональной деятельности истек, он не вернулся в клинику. Чикагские средства массовой информации потеряли к нему интерес сразу после вынесения приговора по делу Рикки Вайса, зато пригородные газеты печатали статьи о грозящих ему обвинениях на первых страницах. В результате он стал известной личностью, но это была не та позорная слава, которой он ожидал. Нет. Ему сочувствовали. Он потерял дочь, потерял жену, подвергся нападению религиозного фанатика. Да, возможно он перешел некую этическую грань, начав свое загадочное «исследование» Джастина, но ни у кого не возникало сомнений, что он не представлял опасности для мальчика — ни у кого, кроме Марты Финн, добившейся относительно Дэвиса судебного запрета: доктору воспрещалось приближаться к ее сыну, пока тот не достигнет восемнадцатилетнего возраста.

Покончив с практикой, Дэвис занялся тем, что стал выступать за щедрое вознаграждение на различных семинарах, обедах и мероприятиях по сбору средств. Его регулярно приглашали в качестве эксперта на воскресные телепрограммы, чаще всего на круглые столы, посвященные проблемам участившихся случаев насилия в клиниках по искусственному оплодотворению, а также этике клонирования, — двум темам, регулярно обсуждавшимся и на страницах печатных изданий. Ему было пятьдесят шесть лет, у него не было ни единого пациента, зато доктор Дэвис Мур сделался самым уважаемым оратором, выступающим в поддержку клонирования.

Разумеется, он не мог предать гласности истинные причины своего ухода из клиники. Не смог бы объяснить, какое поистине сокрушительное воздействие оказала на него насильственная смерть четырех друзей-коллег. Не стал бы говорить и о том, как его угнетают новые меры безопасности в клинике: вооруженные охранники и железные ворота на гараже, металлодетекторы и обязательные карточки с именами. Он бы не смог привыкнуть к собакам-саперам и учебным тревогам, к угрозам и срочным эвакуациям по два раза в месяц с последующим заключением: «Все чисто». Ему даже здесь, на конференции, было не по себе. У входа в зал стояли охранники в форме: они проверяли и перепроверяли каждого участника, старательно запоминали лица, с подозрением ко всем присматривались.

А еще Дэвиса преследовало чувство вины. Вины за смерть Анны Кэт, и Джеки, и Фила Канеллы, которого он даже не видел никогда. Вины за травму, которую он нанес семье Финнов. Вины за появление Джастина — мальчика, которого не должно было быть на свете; за выброшенный образец ДНК Эрика Лундквиста — модель мальчика, который должен был появиться, но этого так и не случилось.

Конференцию спонсировала Калифорнийская ассоциация ученых-борцов за свободу врачебной деятельности. Обычно они лоббировали в конгрессе все вопросы, связанные с «правами исследователей», но за последний год идеи противников клонирования, заседающих в Вашингтоне, стали более популярны (по некоторым опросам их насчитывалось до сорока трех процентов), и Калифорнийская ассоциация выступала теперь только как защитник права на клонирование.

— Наш сегодняшний гость принес много жертв во имя науки, — такими словами начал представлять Дэвиса председательствующий, выпускник Беркли, доктор медицины Пунвалла. — Его преследовали, судили, он даже получил пулю за то, что дорого всем сидящим в этом зале. Но хорошего человека не так-то просто погубить, в особенности если на стороне этого хорошего человека разумные и свободные люди, такие, как вы. Дамы и господа, встречайте: доктор Дэвис Мур из Чикаго!

Дэвис встал, улыбнулся, пожал руку доктору Пунвалле. За те несколько секунд, которые потребовались ему, чтобы набрать в грудь воздуха, в голове промелькнули три по-настоящему правдивых мысли: «Речь не слишком хорошая», «Произнести эту речь — значит лицемерить», «Публике речь наверняка понравится». И он начал: