Исповедь на краю - Михайлова Евгения

В дверь заглянула секретарша:

– Раиса Мефодьевна, там этот старикашка пришел. Доктор. Отправить его?

– Пусть войдет.

Андрей Ильич бочком протиснулся в массажный кабинет, скромно встал в уголке, стараясь не смотреть на обнаженную Раису.

– Подойди сюда, – скомандовала она. – Я посмотрела твои расчеты. У меня вопросы. Как мы получим разрешение на ввоз медицинского оборудования? Если это благотворительность, как объясним, почему поставляем именно в эти клиники? Кто конкретно будет этим заниматься? И, главное, окупятся ли такие расходы?

– Отвечу по порядку. Все документы на ввоз оборудования будут оформлены в Минздраве людьми, которые отдают себе отчет, по какому принципу мы выбираем клиники. Заниматься этим будет наша фирма «Новая жизнь». Я перевел ее из Германии в Израиль. Да, кое-что установим прямо в Мамонтовке. Оборудуем небольшую операционную по последнему слову техники для срочного забора органов. Работать там будут те же хирурги, с которыми мы всегда имеем дело. Но на нашей территории, на нашем оборудовании и на наших условиях. Теперь – окупится ли? Трансплантация – это будущее медицины и ее золотое дно. Она приходит на смену даже пластической хирургии. Сейчас можно не только пришить человеку нос, уши, язык донора. Можно полностью заменить лицо. В Лондоне есть нотариальные конторы, практикующие такую услугу: дети могут завещать родителям свое лицо на случай внезапной смерти. Чувствуете, какие возможности? Кому хочется ждать смерти собственных детей? А молодеть все желают. Мы не гонимся за клиентами. В мире их сотни тысяч. Нас интересуют только солидные люди.

– Расценки прежние?

– Конечно, они растут. От ста тысяч долларов до… Высшего предела нет.

– Я слышала, что в Центре органного донорства возникли проблемы с оформлением иностранцев.

– Их проблемы, пусть они их и решают. Практика устоявшаяся – клиентов «красят». Записывают как Ивановых, Петровых и так далее. Есть специалисты, снабжающие их паспортами с московской пропиской. Но если разговоры не прекратятся, мы перестанем иметь с центром дело. Мне, кстати, не нравится их новый директор. Слишком алчная, тупая и грязно работает. Недавно у нее умер ребенок из Израиля. Пересадили ему почку и бросили одного на ночь.

– Недоумки. Донор был наш?

– Да.

– Передай, что за такую работу платить не будем.

– Обязательно.

– Ладно. Получишь деньги. А сейчас иди. Я сегодня отдыхаю.

Не успел Андрей Ильич выйти, как в кабинет вновь заглянула секретарша.

– Раиса Мефодьевна, там мальчик ваш пришел. Может он войти?

– Нет. Пусть подождет. Я сейчас выйду.

Гера нисколько не растерялся в дорогом бутике. Быстро и внимательно просмотрел одежду известных фирм. Раиса сунулась было к нему с шикарным костюмом, но он, мягко улыбнувшись, покачал отрицательно головой. Выбрал сам черные джинсы от Дольче с ручной вышивкой на поясе, рубашку из жатого шелка бледно-сиреневого цвета и джемпер цвета слоновой кости с открытым воротом от Кензо. Туфли от Гуччи и черные шелковые носки довершили его наряд. Когда Раиса вошла к нему в примерочную, то даже не нашла слов восхищения, так он был красив.

– Ну, ты, парень… Что-то невозможное!

Они заехали к ней домой. Раиса поставила на столик бутылку красного вина и вазу с ананасом, нарезанным кубиками.

– Выпей. Прими ванну, отдохни и одевайся. А я поднимусь на полчаса наверх. Вздремну. Для цвета лица.

Гера долго лежал в душистой пене, потягивая сладкое вино. Потом повалялся на диване, уснуть не получилось. Он надел обновки и встал перед зеркалом во всю стену. Смотрел, узнавая и не узнавая себя. Надо же! Несколько тряпок, и все так изменилось. Что бы сказала мама? А папа? Подбородок задрожал, ехать на сходняк расхотелось. Но в двери уже стояла Раиса в черно-белом фундаментальном наряде, с бриллиантовым колье на шее.

– Как я тебе?

– Как яхта с белыми парусами.

– Свинья. Совсем не умеешь разговаривать с женщинами.

Сергей убедился в том, что медсестра Катя вошла в здание дома ребенка, и с облегчением вздохнул. Можно надеяться, до утра она никуда не денется. Тяжело зарабатывают на хлеб одинокие женщины. За несколько последних часов он объездил вслед за ней как минимум семь адресов. А вечером обещал Дине быть на приеме. Надо еще заскочить домой, переодеться. Но нанести еще один визит он успеет. По дороге на автостоянку, где работал Олег Федоров, он набрал номер телефона Володи Пантелеева. Голос у того был довольно усталый:

– Шустрый старикан нам попался, шеф. Рвет подметки. Значит, по порядку. С утра он был в Минздраве. Потом в Центре органного донорства. Потом в детской клинике. Затем направился в массажный салон. Это было вчера. Из салона уехал с телкой. Молодая, худая, блондинистая. Пригнали на ее темно-зеленом «Рено» к нему домой. Вышла она одна вечером, села в машину и пересчитала бабки. По-моему, было что. Сегодня наш жеребчик опять мотался в Минздрав, я записал, к кому он приходил. Потом был в одной квартире в доме на Арбате. Я узнал: там живет один тип из Германии. У него здесь непонятный пока бизнес. Похоже, для прикрытия контрабанды. И недавно наш милый док опять торчал в массажном салоне. Интересно, что ему там делают? Может, взглянуть?

– Пока не надо. Ты особо не светись. Кому салон принадлежит?

– Одной мадам. Ездит в «Роллс-Ройсе». Зовут Раиса Чеберяк.

– Интересно. Я уверен, ты теряешь время не зря. Продолжай. В случае чего звони.

В будке охранника автостоянки никого не было. Сергей обошел вокруг, попробовал закурить, но ветер задувал огонек зажигалки. Он вжался в небольшой закуток и вдруг увидел Олега. Тот жадно пил водку из горла. Лицо у него было смертельно бледное.

– Эй, ничего не случилось? Извините, мы немного знакомы. Я…

– Помню. Ты следак. Кажется, случилось, старик.

– Может, уйдем отсюда?

– Сейчас. Я попробую. Попрошу, чтоб на полчаса подменили. Нет, пошли вместе. Скажешь, в прокуратуру надо подъехать. Меня отпустят.

Двадцать минут спустя они сидели вдвоем в пустом кафе. Олег вытащил из кармана смятый листок.

– Вот. В туалете висело.

Сергей осторожно взял часть небрежно разорванного документа. Это было свидетельство о заключении брака Олега и Веры Федоровых. На обратной стороне остатки жевательной резинки.

– Было приклеено к стене?

– К двери. Изнутри. Я заметил, когда выходил.

– Тебе из твоего окошка вход в туалет виден?

– Не сама дверь. Но видно, как туда идут. Если обращать внимание, конечно.

– Не помнишь, кто шел?

– Механик один. Да нет, не знаю.

– Туалет только мужской или общий?

– Один он. У нас баб не бывает почти. Иногда кто-то попросится.

– Сегодня кто-нибудь просился?

– Нет.

– Незнакомых мужчин ты не видел?

– Да нет.

– За бутылкой бегал до или после?

– До. Я не собирался сейчас ее пить. На ночь взял. Тошно тут одному.

– Понятно. Слушай, я знаю, тебя уже спрашивали. Но ты не очень на эти темы распространяешься. Давай еще раз попробуем. Я кое-что без тебя узнал. Но дальше без твоей помощи никак. Была у тебя девушка в Мытищах. Светлана. Фактически жена. Но вы расстались. Из-за другой. Из Александрова, что ли. Вроде она ребенка от тебя ждала. Была такая?

– Это кто тебе… Светка, что ли? Да, она где-то услышала…

– Не отвлекайся. Ты помнишь ту девушку? Она действительно из Александрова? Как ее зовут? Что с ней сейчас? Где она? Родила ли?

– Ничего не знаю. Да, она из Александрова. Зэчка была. После срока – на 101-й километр. Так что, от кого она ждала ребенка, это вопрос. А как ее звали, помню. Как жену мою. Вера. Верка Коза. Козлова ее фамилия.

– И ты не знаешь, родила она?

– Да, родила… При чем тут она? Коза мне сообщила новость. Я приехал. «Не ожидал, – говорю, – от тебя подарка. Но если хочешь, дитенку в метрику свою фамилию и отчество впишу. Если больше нет желающих». Она говорит: «Впиши и катись отсюда к едрене фене». Пошли в загс, я метрику оформил. В паспорт мне, конечно, никто не предлагал штамп о ребенке поставить. И так смотрели, как на полного придурка.

– Девочка или мальчик?

– В смысле? А… Девка.

– Как назвали?

– Как Верка назвала… точно не помню, но, кажется, Ира. Слушай, Верка никаких претензий не предъявляла, больше не объявлялась, так что жена не в курсе совершенно.

– Само собой. За меня будь спокоен. Но раз мы уж завели беседу… Как говорится, о любви и дружбе… Вроде бы жена тебя как-то застукала с девицей в собственной постели?

– Не понял. Ты убийство расследуешь или под меня роешь? Какое твое дело? Кто тебе сказал?

– Ты не заводись. Давай спокойно. На самом деле обычная практика: искать вокруг места преступления – кто, где, когда, с кем… Это поиск вслепую на девяносто девять процентов. Зацепка нужна. Любое свидетельство. Ты пойми: меня твой внебрачный пилотаж волнует меньше всего. Но кто-то был в квартире, где произошло убийство. Не исключено, что у следствия есть отпечатки пальцев этого человека или следы его обуви. Но ни ты, ни твоя жена о нем не сказали ни слова. А это, в общем, – сокрытие факта. Я не пугаю тебя. Просто лучше мне сказать, чем идти на допрос по повестке. Да, я не официальный следователь, я частный детектив, работающий в союзе со следствием. Понимаешь разницу?