Высокая вода - Леон Донна

Глава 11

У моста Риальто он проскользнул в крытый проход справа от статуи Гольдони, направляясь к Санти-Джованни-э-Паоло и квартире Бретт. Он знал, что она дома, потому что полицейский, которого посадили дежурить у дверей ее палаты, сообщил в квестуру, что она выписалась и вернулась к себе. Около ее дома не было никакой охраны. Если полицейский в форме будет торчать на узкой венецианской улице, его замучают вопросами, что он тут делает, и детектив в штатском, не живущий поблизости, не простоит там и получаса, как в управление начнут поступать звонки о подозрительной личности. Приезжие полагают, что Венеция – город; местные же знают, что это лишь маленький сонный поселок, склонный к сплетням, любопытству и ограниченности, ничем не отличающийся от самых маленьких деревень в Калабрии или Аспро-монте.

Хотя прошли годы с тех пор, как он навещал Бретт в ее квартире, он нашел дом почти без труда, на правой стороне Калле-делло-Скверо-Веккьо, такой маленькой улице, что власти даже не удосужились написать ее название на стене. Он позвонил в колокольчик, и через несколько секунд из домофона спросили, кто это. Он был рад, что они принимают хотя бы минимальные меры предосторожности; слишком часто люди в этом мирном городе просто отпирали, не интересуясь, кто там.

Хотя здание в недавние годы реставрировали, лестничные колодцы заново штукатурили и красили, соль и влажность уже начали свою работу, краска стала осыпаться, и множество отпавших кусочков рассеялись по полу, как крошки под столом. Когда он свернул на четвертую и последнюю лестничную площадку, то взглянул наверх и увидел, что тяжелая металлическая дверь в квартиру открыта и ее придерживает Флавия Петрелли. С улыбкой, какой бы ни была она напряженной и вымученной.

Они пожали друг другу руки в дверях, и она отошла, чтобы дать ему войти. Они заговорили одновременно, она сказала: «Рада, что вы пришли», а он: «Permesso»,^[25] когда вошел внутрь.

На ней была черная юбка и свитер канареечного цвета с глубоким вырезом, не многие женщины рискнули бы надеть такой. На оливковом лице Флавии светились почти черные глаза. Но, приглядевшись, он увидел, что глаза, хоть и прекрасные, были усталыми, а от ее рта расходились мелкие морщинки.

Она забрала его пальто и повесила в большой гардероб, стоявший в прихожей. Он читал отчет полицейских, вызванных после нападения, так что не удержался и посмотрел на пол и кирпичную стену. Следов крови не было, но он чувствовал сильный запах чистящих средств и, возможно, воска.

Флавия, перед тем как пойти обратно в гостиную, задержала его в прихожей и тихо спросила:

– Вы что-нибудь выяснили?

– О Dottore Семенцато?

Она кивнула.

Прежде чем он ответил, из гостиной раздался голос Бретт:

– Прекрати интриговать, Флавия, и веди его сюда.

Ей хватило такта улыбнуться и пожать плечами, потом она повернулась и провела его в гостиную. Там все было так, как осталось в его памяти, даже в этот сумрачный день гостиная была полна света, проникавшего сквозь шесть огромных окон в потолке. Бретт сидела на диване между двух высоких окон, одетая в винно-красные слаксы и черный свитер с широким и высоким воротом. Брунетти увидел, что полвина ее лица, хотя уже и не такая раздутая, все еще была болезненно синей. Она подвинулась влево, освобождая ему пространство около себя, и протянула руку.

Они обменялись рукопожатием, и он, сев рядом, пригляделся к ней.

– Уже не Франкенштейн, – сказала она, улыбаясь и показывая, что не только ее зубы свободны от скреп, но и рана на губе успешно залечена, настолько, что она может закрывать рот.

Брунетти, знакомый с репутацией итальянских врачей, славящихся своей универсальностью и бескомпромиссностью, спросил с неподдельным удивлением:

– Как вы добились, что они вас выпустили?

– Я устроила скандал, – очень просто ответила она.

Брунетти, которому больше ничего не объяснили, взглянул на Флавию, которая прикрыла рукой глаза и покачала головой.

– И что? – спросил он.

– Они сказали, что я могу уйти, если буду есть, так что теперь моя диета включает бананы и йогурт.

При упоминании о еде Брунетти попристальней вгляделся в нее и увидел, что ее покрытое синяками и царапинами лицо стало заметно худее и угловатее.

– Вам надо бы есть побольше, – сказал он. Сзади он услышал смех Флавии, но когда повернулся к ней, она напомнила ему о неотложных делах, спросив: