Те же и Скунс - Милкова Елена

– Умыться уже не даёте, сволочи! – набросилась она на тётю Фиру. – А ещё ленингра-а-адцы!.. Культур-ка аж прёт!.. Пять минут подождать нельзя?!

– Ну, положим, не пять… – начала Эсфирь Самуиловна и тут же прикусила язык, но было поздно.

– А ты что, по часам засекаешь? – заорала Витя. – Под дверью с секундомером сидишь? Чужая жизнь покою не даёт?! По тридцать седьмому году соскучилась?!.

Тётя Фира молча повернулась и пошла к себе, силясь проглотить застрявший в горле горький комок. Тридцать седьмой… Ей тогда только-только исполнилось шестнадцать… Тот год не принес их семье горя, отца забрали в тридцать восьмом. Мама умерла в блокаду, квартиру, где прошло детство, заняли чужие люди… Объяснять всё это? Кому?…

Разве только Алёше, он наверняка понял бы… Но у него своя жизнь, и чужой старухе в ней определённо не место. Никому она не нужна, никому…

Тётя Фира заварила чай, налила в любимую синюю с золотом чашку, но чаепития не получилось. Чай казался безвкусным, варенье потеряло аромат, и в вазочку то и дело скатывались слезинки.

Как нарочно, под руки попалась ещё и районная газета «Таврический сад». Этот выпуск со стихами местного поэта ей некогда сунула всё та же Витя Новомосковских. Наверное, она имела виды на тёти-Фирину площадь, если та вдруг помрёт. «Почитайте-ка, тут прямо про вас!»

Старуха. Совсем старуха… Никому не нужная… Действительно, пора помирать…

Прошло время после удачного ограбления склада, которое так лихо провернули куряне. Базылев знал, что незадачливого охранника бесславно уволили, и он, по слухам, вновь обивал пороги завода, где ещё недавно слесарил. Но там, как нынче водится, лишних мест уже не было.

Похищенную аппаратуру с рук на руки передали надёжным людям, и те без большого труда её продали, да ещё умудрились при этом избегнуть нежелательного внимания. Далеко не всякий интересуется происхождением покупаемой вещи, особенно если вместо восьми миллионов за неё запрашивают всего шесть.

Каминский, как опять же отлично было известно Базылеву, ни сам, ни через своих людей в правоохранительные Органы не обращался. В ином случае ему слишком многое пришлось бы объяснять любознательным собеседникам из соответствующего отдела.

Сегодня куряне собирались прийти за долей малой, которая была им обещана за «посредничество». Виталий назначил стрелочку на одиннадцать вечера, и у Димы-вожака не возникло вопросов. Дима был младше Базылева всего на год или два, но тот знал, что успел стать для него непререкаемым авторитетом. Это было и хорошо и не очень. Хорошо – потому, что всегда приятно по праву чувствовать себя самым крутым в стае. А не очень – потому что использовать этот авторитет в дальнейшем, увы, не удастся.

Куряне появились точно в назначенный срок. Они приехали в микроавтобусе «Тойота», который то ли купили, то ли наняли, то ли где-то украли – где именно, Базылев не интересовался. Дима обмолвился по телефону, что на завтра у них уже были куплены авиабилеты. Утром мальчики имели в виду отбыть восвояси. Ну, ну…

Вместе с Димой их было восемь душ, и, похоже, они начали раскрепощаться ещё до отлёта. Румяные лица и блестящие глаза людей, весь день проведших на природе, говорили сами за себя.

– Шашлыки жарили, – пояснил Базылеву Дима. – В Комарове, на озере каком-то… Класснец!

Молодые ребята уважительно озирались. В «Инессе» они прежде не были и понимали, что им оказана большая честь и доверие. Вероятно, они уже строив и планы, как приедут в Питер ещё и опять поработают на знаменитого лидера пулковских.

Ну, ну…

Базылев провел их в большую комнату, смежную с гаражом. Стены здесь были обшиты лакированным деревом, окна же вовсе отсутствовали. Человеку с комплексами в этом помещении стало бы неуютно. Незакомплексованный только порадовался бы уюту.

На просторном и тоже сплошь деревянном – никаких тебе скатертей и прочих бабских придумок! – столе была приготовлена выпивка и незамысловатая, но обильная и добротная (дымящаяся картошка, ветчинка, грибочки, огурчики…) закусь.

– О-о-о… – обрадовались куряне. После шашлыков прошло уже часа три с половиной – здоровые молодые желудки дружно запели при виде нового угощения.

– Ша! Не налетать, – со смехом придержал Дима своих пацанов. – А то в аэроплан завтра не пустят! Выхлоп, скажут, огнеопасный!.. – И повернулся к Базылеву, обводя рукой интерьер: – Гостиная?..

– Гостиная! – хохотнул тот. – Сейчас тебе, гостиная. Вот где Иваныч с барыгами заседает, там апартаменты… эрмитажные! А мы с вами – нам зачем? Мы себе тихо да богобоязненно… в подсобочке…

В Эрмитаже Базылев был один раз, на школьной экскурсии. И, кроме «голых» статуй и картин с толстыми розовыми тётками, заметил только роскошь и позолоту. Дима с корешами посетить сокровищницу искусств не сподобились вовсе, но от более культурных земляков были наслышаны примерно о том же. Дима ещё раз обвёл глазами красивые деревянные стены и, судя по выражению лица, задумался, какие же в «Инессе» гостиные, если подсобка такая? Видно, Питер, он Питер и есть. Северная столица…

Несколько базылевских, куривших и кучковавшихся У стола, вопросительно оглядывались на своего командира. Виталий кивнул, и они подались за дверь, оставляя его наедине с гостями. Скоро из гаража донеслось ворчание моторов: машины передвигали с места на место.

– «Тойоту» нашу там не заставьте, – подал голос Митя, водитель.

– Не заставим, – отмахнулся Базылев. Куряне опять потянулись к столу, но он поднял палец: – Айн момент!

Маленький приятный сюрприз.

Гости понятливо засмеялись, Дима картинно потёр руки, а Базылев скрылся за дверью, ведущей в соседнюю комнату. Когда он вновь появился в «подсобке», вместо приятно тяжёлого дипломата с деньгами у него в руках был автомат.

– Ого! – восхитился Дима. Он полагал, что понимает в оружии, но эта конструкция была ему незнакома. В воздухе «подсобки» плавал табачный дым, и красный луч лазерного целеуказателя был отчётлив, точно указующий перст. Дима успел начать прикидывать, как же они повезут этот поистине царский подарок к себе в Курск: самолётом рискованно, придётся, наверное, срочно пересаживать кого-то на поезд… И тут красный луч, незаметно скользнув, упёрся ему в грудь.

Дима открыл рот, всё ещё улыбаясь, хотя шутка была, прямо скажем, сомнительная… Базылев опередил его коротким приказом:

– На пол!

– Виталь, ты чё? – спросил Дима.

Базылев ощерился. Луч целеуказателя метнулся чуть в сторону, задев курского вожака по глазам, и почти бесшумный выстрел вдребезги разнёс декоративную тарелку, висевшую на стене.

– На пол! – повторил Базылев. – Руки за голову!..

Дополнительных предупреждений не потребовалось. Куряне торопливо попадали на пол. Двое пулковских, вернувшиеся из гаража, без лишней суеты надели на всю восьмёрку наручники.

– Виталь, ты чё? – приподняв голову, повторил Дима.

Базылев ткнул его носком рифлёного ботинка под рёбра:

– Вставай, супермен.

Дима неуклюже перевалился на бок и подтянул колени, потом встал. Ему хотелось спросить, не с ментами ли скорешился пулковский лидер, но он промолчал. Когда руки скованы за спиной, а в печёнку смотрит автоматное дуло, становится не до героических обличений. Подталкивая в спину, Диму вывели в гараж, и он оглянулся, ожидая увидеть приглашённый «ссучившимся» Базылевым омоновский наряд, который для начала ох и пересчитает ему рёбра дубинками… Однако глазам его предстало нечто совершенно иное. Автомобили, стронутые со своих привычных мест, теснились вдоль боковых стен гаража. Посередине и у дальней глухой кирпичной стены оставалось порядочно свободного места. Когда Диму поставили у этой стены, курский вожак покрылся потом и начал судорожно сглатывать. «Улыбнулись» ему, выходит, не только денежки и свобода. Дима понял, что сейчас будет убит. И ничто уже не вмешается, и не избавит от смерти. Даже тот самый омоновский наряд с его пресловутыми дубинками и автоматами «клин». Смерть, неотвратимая смерть прямо здесь и сейчас. Всего через несколько шагов, которые закончатся у кирпичной стены. И пытаться драться или бежать так же бесполезно, как и просить о пощаде.

Базылев со своим заморским чудом в руках стоял напротив, шагах в двадцати. Другие пулковские бандиты расположились по сторонам. Дима смотрел только на Базылева и потому не заметил среди них бледного, как подгнивший лимон, человека в рабочем комбинезоне. Человек неумело держал в руках ведёрко и швабру, а возле шеи из-под голубого комбинезона выглядывала дорогая рубашка с галстуком. По ней расплывались пятна нервного пота.