Те же и Скунс - Милкова Елена

К осени Симагино снова пустеет – внуков увозят, пенсионеры остаются одни. Кажется, вот когда бы спокойно доделать дела, не спеша приготовиться к будущему сезону…

Но тут-то страдания и начинаются.

Ещё дачи кругом были недостроены, когда одна за одной пошли кражи. Сначала воровали инструмент. То у соседей бензопилу «Тайга», то просто топоры и рубанок. Почти одновременно – материалы: у кого вагонку, у кого рулон рубероида, а у кого и вовсе… целый потолок. Напиленный и пронумерованный заранее, аккуратно сложенный, чтобы приехать на выходные и приколотить…

Пётр Андреевич, приехав однажды в будний день, обнаружил на собственном огороде обросшего верзилу бомжовского вида. Тот спокойно собирал урожай с его грядок. Пётр Андреевич открыл было рот, но вовремя одумался. В домах – одни пенсионеры, сторож далеко, да и тот инвалид… И, чтобы самому не превратиться в инвалида от вполне возможного удара лопатой по голове, Пётр Андреевич решил дело по-мирному. Он подошел, положил рюкзак и спросил намеренно хрипло:

– Мужик, мне-то можно покопать?

– Копай, – разрешил верзила-бомж, приняв его за собрата.

Всё это было обидно, влияло на семейный бюджет, но они кое-как терпели. Пётр Андреевич даже говорил, что они просто платят как бы второй налог, этакую компенсацию за владение собственностью.

Лучше уж так подходить к делу, чем без конца пить валидол и наживать сердечные приступы из-за украденных плоскогубцев…

Но в этом году многолетнее стариковское терпение лопнуло. И не то чтобы красть стали больше. Переменилось само качество воровства.

Сначала пришёл сосед, живший через два дома. У него вытоптали грядки с витаминной голландской морковью, унесли всю капусту, «потырили» одеяла, подушки… Но главное – в щепы разбили старинное кресло-шезлонг, которое он так любил выставлять перед домом на солнышко. Разбили все зеркала. Зачем-то помяли ногами алюминиевые кастрюли…

– Мы эту капусту от семечка вырастили, на каждое растение дохнуть боялись… На всю зиму единственный витамин… Фрукты-то не по нашим финансам… – плакала его жена.

– А шезлонг, зеркало – разве мне теперь такие купить! У вас вот дочь с зятем есть, а нам никто не поможет…

Тот, кто похозяйничал в их доме, пустился воровать не с голодухи. Кому-то было явно нечего делать.

Спустя несколько дней у других соседей тоже унесли и морковь и капусту, а заодно зверски изломали кусты черной смородины. Кочнами красной капусты между грядками играли в футбол, а в доме распороли и исковеркали – не починишь! – старенькие раскладушки, и ещё… оставили смрадную кучу человеческого дерьма на обеденном столе…

– Как теперь в собственный дом заходить? Всё испоганили… А огород? Господи!.. Мы тоже только от пенсии до пенсии…

Пенсионеры ходили друг к другу, плакали, возмущались, сочувствовали. Самым худшим, пожалуй, было тупое ощущение полной беззащитности. Ещё в прошлые годы они пробовали соваться в милицию, но майор даже. заявление принять отказался: «Наймите крепких ребят поймают при свидетелях на месте преступления – тогда и заведём дело. А так у нас у самих последний следователь на той неделе уволился…»

И тогда пенсионеры решились.

– Варечка Сергевна, только на вас и надежда! Зять у вас где-то такое работает, пусть нам поможет! – взмолилась соседка, та самая, которой нагадили на столе. Если не он, хоть лечь помереть! А мы вам денег на дорогу…

И Варвара Сергеевна согласилась. Теперь она ехала в город к дочери.

– Проблема решаема, – ответила дочка, мгновенно уловив суть. – Вот Сеня придёт…

Варвара Сергеевна очень торопилась назад, чтобы не оставлять мужа в опасном месте одного: «Придется обороняться, так уж вдвоём…»

А дочь, носившая в замужестве фамилию Фаульгабер, поздно вечером внушала супругу.

– На кой ляд она нужна, ваша «Эгида», если стариков не можете оборонить! Безобразие же творится!.. Или вы что, только торгашей да шишек всяких стеречь?!

– Ordnung ist Oрdnung,[24] – ответил муж. И пообещал: – Восстановим конституционный порядок. Плещеев дал «добро» без вопросов…

Тёте Фире нездоровилось. Посреди лета она подхватила какую-то инфекцию, смерила температуру, ужаснулась и, как многие пожилые люди в такой ситуации, на всём серьёзе задумалась, не конец ли ей настаёт. Утром, обнаружив, что хозяйка подозрительно долго не появляется, Снегирёв постучался к ней в комнату – и едва не на руках транспортировал умываться. Он оставил её в окружении фруктов («Витамины, тётя Фира, витамины!») и лекарств и дважды звонил в течение дня, узнавал, как дела. И вот теперь, возвращаясь из Пушкина, снова вытащил сотовый телефон.

– Тётя Фира, я минут через сорок… – сказал он, когда её дозвался снявший трубку Тарас. – Нет-нет, всё путём, не волнуйтесь, пожалуйста. Что-нибудь по дороге купить?

Она было начала насчёт булочки, но договорить не успела. В трубке громко щёлкнуло, кто-то влез в разговор. Алексей расслышал обрывок матерной фразы и вроде даже узнал голос Вали Новомосковских… Потом воцарилась тишина, скоро сменившаяся гудками отбоя. Сначала это удивило его. У тёти Фиры был в комнате свой аппарат; Снегирёв лично выкинул в мусорник старый, трещавший, дребезжавший и заклеенный изолентой, и водворил на его место интеллектуальное японское чудо. Неужели Васька и второй аппарат умудрился приговорить?.. Алексей опять набрал номер. Занято. Он немного подумал и заподозрил, в чём было дело.

Он купил в круглосуточном магазине белую буханку, нарезанную и упакованную в полиэтилен, и без дальнейших задержек прибыл на Кирочную.

…Задремать удалось только выпив снотворное и накрыв ухо думочкой. Тётя Фира начала было сползать в некрепкое забытьё, когда над ней пронеслось нечто напоминавшее взрывную волну. В первый момент старая женщина решила, что снова началась война, потом сообразила, что спит и ей снится линия фронта. Сейчас все кончится, сказала она себе. Однако артиллерийская канонада не прекращалась. Ещё через несколько минут, окончательно потеряв надежду на отдых, она поняла, что к чему. Никакой войны, жизнь идёт своим чередом.

Просто вернулся домой Валя Новомосковских. И ужинает, наслаждаясь видеомагнитофоном и отсутствием «киндера» и жены.

Нынче он приехал позже обычного и притом едва живой от усталости. Тяготы мелкого бизнеса ощутимо давили на плечи, но овчинка стоила выделки. То есть Валя заслуживал полновесный «оттяг» и собирался сполна его поиметь. Оттяг же для Вали Новомосковских подразумевал несколько бутылок «Балтики» номер три и хороший боевичок. С мордобоем и обильной стрельбой.

…Громкость он обожал с детства. Ещё со времени школьных дискотек, когда строгая завуч, демонстрируя единение с молодёжью, самолично приглушала свет в актовом зале, и мощный звук из колонок начинал вибрировать в лёгких. Воспоминания об этом детском кайфе оказались неподвластны годам, и поэтому, если у Вали с Витей работал телевизор, следить за программой можно было хоть с лестницы. И замечаний Вале не делали. Он весьма успешно создал себе в квартире репутацию очень крутого: круче был только Тарас Кораблёв, но его Валины децибелы не волновали. Что касается «чечена» Сагитова, то он не связывался никогда и ни с кем. Наверное, запуток не хотел, боялся, чтобы не выселили. Гриша Борисов… А что Гриша Борисов. Валя знал – его отчасти побаивались. Тоже кайф.

Было хорошо за полночь. Утих двор, где стояли машины, в том числе Валины зелёные «Жигули», в коридоре давно перестали топать и разговаривать. Самое время залечь на диван, откупорить «Балтику-Классическую» и смотреть, как хорошие парни мочат плохих.

– Ну ты, мудак, давай наконец! Врежь им!.. – кричал Валя, в избытке чувств брызгая пеной на пол. – Давай! Ну!.. Заджинсованный!!!

Заджинсованный на экране повернулся и ни дать ни взять услышал Валины пожелания. На его лице не дрогнул ни один мускул, лишь автомат затрясся в руках, изрыгая свинец. Бандиты, только что безмятежно лакомившиеся деликатесами и роскошными винами, пытались прятаться под столы, выпрыгивать в окна… Ничто не помогало. Очередь за очередью превращали собравшихся на «сходняк» в кровавую мертвечину. Банзай!

– Всех вали!.. – радостно подзадоривал Валя. Он провёл в своём ларьке без малого сутки, за это время почти ничего не ел и теперь пиво быстро бросилось в голову. – Чеши, Заджинсованный, твою мать!.. Он наслаждался.

Эсфирь Самуиловна встретила Снегирёва так, словно уже и не надеялась его больше увидеть.

– Нy? – выкладывая из сумки «колдрекс» и шипучий антигриппин, строго спросил Алексей. Он, конечно, слышал ужасающий грохот, доносившийся из коридора, но никаких комментариев по этому поводу не делал. – Температуру давно мерили?

– Только что… – чуть не плача отозвалась тётя фира. – Тридцать восемь и два…

– Тетрациклин принимали?