Страшнее пистолета - Ольховская Анна

Звонивший(ая?), вкратце сообщив свое видение происхождения и ближайших перспектив собеседницы, бросил(а) трубку. Убогая фантазия, между прочим, ничего нового и оригинального Лана не услышала.

— Никита!

Крепыш появился через минуту, расстроенно почесывая лысину:

— Не успели, Милана Мирославовна, извините. Пока я Кравцову, пока он своим знакомым, пока те сориентировались. Если бы еще минуток пять буквально поговорили, тогда…

— Все с вами ясно, орлы. Толку от вас!

— Зачем вы так! — насупился парень. — Если бы сразу была поставлена задача отслеживать все звонки на ваш мобильный, я уже положил бы перед вами номер и имя звонившего. И краткую информацию о нем.

— Спокойной ночи, — фыркнула Лана, которую, по‑видимому, укусила сегодня муха вредности. — Надеюсь, спать на посту не будешь?

Охранник возмущенно засопел и скрылся.

Та же муха заставила девушку подняться с кровати и демонстративно подпереть ручку двери стулом. Никита, разумеется, слышал возню и сопение охраняемого объекта, но ограничился лишь предложением сбегать за барабаном и рогаткой.

Предложение было гордо проигнорировано.

А ночью Лана внезапно проснулась от удушливого ощущения приближающейся опасности. Вернее, проснулась‑то она от громкого собачьего лая, возмутившись спросонок — что делает собака в клинике?! А потом уже подушкой на лицо упал страх.

Потому что никакой собаки не наблюдалось, в больнице было тихо. Так тихо, что скрип и раскачивание подпиравшего дверь стула показались девушке грохотом землетрясения.

— Никита, это ты? — почему‑то шепотом спросила Лана.

Идиотский вопрос, верно, поскольку вряд ли охранник попытался бы проникнуть к подопечной таким вот образом. Но демонстрировать чудеса дедуктивного мышления спросонок достаточно проблематично в любом случае, а уж когда трусливое сердце эмигрировало в область пяток, ухудшив этим кровоснабжение мозга, — странно, что она имя своего охранника вспомнила!

Человек за дверью на мгновение замер, а затем, сообразив, что его засекли, со всей дури саданул в препятствие плечом. Дверь охнула и затряслась. То ли от ужаса, то ли от возмущения, разбираться в эмоциях пластикового изделия Лана не стала.

Она схватила с тумбочки мобильник и бросилась в ванную комнату, отстраненно удивляясь собственной прыткости. Еще вечером радовалась тому, что может уже не брести вдоль стеночки, а удерживать себя вертикально без опоры, а теперь скачет прыткой козочкой.

На этом отстраненные размышления закончились, начались трудовые будни. Дверь в палату, не выдержав скотского отношения, развалилась надвое, пропуская внутрь грубияна. Но на пути незваного гостя храбро встал стул.

Наблюдать за ходом их поединка Лана не собиралась, она была занята. Чем? Выплескиванием жидкого мыла из флакона перед входом в санузел.

Потом захлопнула дверь, щелкнула задвижкой и набрала номер Кравцова, похвалив себя за то, что внесла его в быстрый набор.

Несмотря на глубокую (или глухую?) ночь, ответил Матвей на удивление быстро:

— Лана, что случилось?

— Ко мне кто‑то вломился, я заперлась в ванной!

— Держись!

Короткие гудки отбоя совпали с гулким ударом в дверь. Именно с гулким, потому что, судя по сдавленному мату, визитер поскользнулся‑таки на мыле и врезался головой в дверь. Потому и зазвучал набат.

Окончательно переполошивший и без того разбуженное отделение. Крики и шум нарастали, приближаясь к палате Ланы. Незваному гостю пора было делать ноги, но ни ноги, ни руки его не слушались. Не везет, так уж не везет! Хорррошее жидкое мыло, видимо, покупал завхоз этой клиники, густое, скользкое, звуки падения и остервенелый мат не прекращались.

Когда голоса и их носители прибыли наконец в палату Ланы, девушка рискнула выглянуть из своего хлипкого убежища.

Двое мужчин в униформе охранников надежно фиксировали мрачного типа, джинсы которого подозрительно блестели. О том, что у типа плохое настроение, можно было понять по его эмоциональной речи, в которой он делился наболевшим.

В дверях столпились разбуженные пациенты, медсестры и дежурный врач, незнакомый Лане тощий высокий очкарик, рискнувший наконец подать голос:

— А что, собственно, тут происходит?

— Это я вас хочу спросить, — сжала кулачки Лана, медленно приближаясь к доктору, — что происходит? Почему в вашей дорогущей клинике свободно разгуливают посторонние? И где мой охранник?

— Вы о молодом человеке, спящем на стуле возле вашей двери? — фыркнул кто‑то из пациентов. — И где вы только такого нашли, девушка? Тут и мертвый бы проснулся, а он дрыхнет себе, как ни в чем не бывало!

— Доктор, — Лана, забыв о недавнем наезде на персонал, вцепилась в рукав белого халата, — проверьте, пожалуйста, что там с Никитой?

— Он действительно спит, — процедил появившийся в палате Кравцов, направляясь к задержанному, — вот только сон этот ненормальный. Ты что ему дал, урод?

— Ничего, — усмехнулся тот, исподлобья глядя на Матвея. — Я тут вообще случайно, этажи перепутал. Я к своей бабе пришел, потому и ломился, думал, она тут с любовником от меня прячется. Прошу пардону, мамзель, — осклабился он, подмигнув Лане. — А может, и зря ты от меня пряталась, я с бабами управляться умею, глядишь — и понравилось бы.

— Любопытные игрушки ты на свидание берешь, приятель, — присвистнул Кравцов, вытаскивая из карманов нож, скальпель и, какое‑то странное приспособление, похожее на перчатку с шипами. — И что ты со всем этим добром делать собирался?

— Хочешь, покажу? — визитер наглел все больше, что не могло не настораживать — так ведут себя те, кто абсолютно уверен в собственной безнаказанности.

— Обязательно, — ласково улыбнулся Матвей, вот только собеседник его от этой улыбки словно вылинял. — Идем, покажешь. Только не здесь, разумеется.

— Эй, так не пойдет! — тип повернулся к скрутившим его охранникам клиники. — Вызовите милицию!

— Зачем же? — Кравцов подхватил детину под руку и легко, словно субтильную барышню, увлек к выходу. — Ты ведь всего‑навсего дверью ошибся, милиция нам не нужна, пусть охраняет покой граждан, не отвлекаясь на пустяки. Доктор, — остановился он возле притихшего дежурного врача, — посмотрите, пожалуйста, что там с моим человеком. И переведите Милану Мирославовну в другую палату.

— А по какому, собственно, праву, вы здесь распоряжаетесь? — выпятил было худосочную грудку эскулап, но медсестра, та самая Зиночка, дежурившая в момент поступления Ланы в клинику, наклонилась к его заросшему волосами уху и что‑то зашептала. Тот смутился, стащил с носа мгновенно запотевшие очки и, протирая их полой халата, кивнул Кравцову: — Хорошо, сделаем.

— Вот и отлично.

Лану перевели, конечно, в другую палату, но уже утром в клинику явился разъяренный Мирослав Здравкович собственной персоной и, устроив руководству заведения землетрясение мощностью девять баллов по шкале Красича, забрал дочь из «этого… клоповника!». Пообещав напоследок подать в суд за ненадлежащую организацию охраны и возмутительную недальновидность при подборе персонала.

Потому что выяснилось, что ночью возле охранника крутилась молоденькая симпатичная медсестричка, строя глазками эротический шалашик. Представившись Лелей, девушка старательно соблазняла парня, предлагая ему уединиться в свободной палате на полчасика. А когда Никита вежливо, но вполне однозначно послал даму, та притащила ему чашку кофе, дабы мужественный герой смог донести вахту до победного конца. Вот тут герой и лопухнулся, с удовольствием выпив предложенный напиток. И «жалкий лепет оправданья» насчет утомительности дежурства в мирно спящей клинике не спас парня от впечатляющей начальственной клизмы.

То, что никакой Лели среди персонала клиники не оказалось, ситуацию не спасало. Где была в это время настоящая дежурная медсестра? Почему на этаже VIP‑пациентов свободно разгуливают посторонние?

В общем, претензий накопилось на внушительный иск медицинскому центру, не говоря уже о пошатнувшейся репутации заведения.

Но бледный и перепуганный до… до тремора конечностей директор клиники еще не знал, что самое страшное уже позади, и никакого иска не будет. Господин Красич ограничился нанесением морального вреда руководству в качестве компенсации, потому что в данный конкретный момент ему было не до суда.

Поскольку суд, причем по серьезной статье, грозил его дочери.

Об этом Лана узнала, когда смогла наконец заставить отца нарисовать полную картину происходящего, не ограничиваясь схематичными каракулями. Правда, случилось это только через два дня после ухода из клиники.

О настоящей причине досрочной выписки маме Лене решено было ничего не говорить, объяснив внезапное появление дочери просто и незамысловато — дома лучше. С чем мать была абсолютно согласна.