Нежные листья, ядовитые корни - Михалкова Елена

«Вот и ответ. Да, сыщик опасен, если так быстро тебя раскусил».

О чем еще он спрашивал? Ах да, не было ли у нее причин ненавидеть Рогозину!

Женщина начала смеяться. Она хохотала, запрокинув голову, выкрикивая сквозь смех:

– Не было… причин! Ах-ха-ха! Ни одной… ха-ха! причины!

Из глаз брызнули слезы. Анна пыталась достать водку из бара, но руки ходили ходуном, и она испугалась, что от спиртного станет еще хуже. Помогло простое испытанное средство: Анна открыла кран, дождалась, когда потечет обжигающе ледяная вода, и сунула голову под струю.

Шею словно ошпарило. Холодные струйки просочились под рубашку и заструились по спине. Но припадок пошел на спад.

Негромкие истерические смешки еще срывались с ее губ. Анна вытерла лицо жестким полотенцем, похлопала себя по щекам – без жалости, до красных пятен. Из зеркала на нее глянула дикая растрепанная женщина с безумным взглядом. Правый глаз у женщины дергался.

– Все, все, уже все, – успокаивающе забормотала Анна. – Мы сами справились…

Пока она сушила волосы феном, пришла в себя окончательно. Но требовалось переключиться, уйти от мыслей, вызвавших истерику.

«Они говорили про Зинчук. Есть ли у них ее фото?»

У самой Анны хранился только общий снимок класса, который она, как и Маша, привезла с собой.

«Зинчук и Рогозина… Рогозина и Зинчук…»

Анна полезла в сумку за фотографией, повторяя две фамилии на разные лады. И обнаружила, что снимок пропал.

Она точно помнила, что положила его в книгу рассказов Куприна, которую взяла с собой – читать вечерами. Пока было не до чтения, и Куприн оставался в сумке.

Зеленую книгу с золотыми буквами на корешке Анна сейчас держала в руках. Но фотография их класса, сложенная пополам, исчезла.

В коридоре возле пожарного крана Макар приподнялся на цыпочки и похлопал по ящику.

– Есть ключ!

Он показал его Бабкину и вернул обратно.

– Стало быть, Машка права, и сунуть нож под подоконник мог кто угодно.

– А отпечатки, Серег? Можно снять?

– С ключа? Забудь. Его держали в руках минимум три человека, включая горничную. А убийца, если у нее есть хоть капля ума, была в перчатках.

– Или был, – пробормотал Илюшин.

Бабкин уставился на него.

– Секундочку! Кто рассказывал мне, что убийца – Зинчук?!

Макар положил ключ на место.

– Во-первых, это было только предположение.

– Ха!

– С большой долей вероятности. Во-вторых, кто тебе сказал, что Зинчук обязательно должна явиться в женском обличье?

И, оставив ошеломленного Бабкина осмысливать такой поворот, двинулся по коридору.

Сергей догнал его возле лифта.

– Стой! Ты хочешь сказать, она вполне может притворяться мужиком?

– Почему бы и нет, – пожал плечами Макар.

– Да здесь мужчин-то в отеле раз-два и обчелся!

– Как минимум, здесь есть технический персонал. И следователь Викентьев, хочу заметить, сильно похожий на бабу!

– Тьфу на тебя, – в сердцах сказал Бабкин. – Никогда не могу понять, когда ты шутишь!

Макар насмешливо взглянул на него.

– Это потому, мой заблудший друг, что я всегда говорю всерьез.

Он мимоходом сорвал блестящий листок с фикуса в холле, потер в пальцах и принюхался.

– Что ты думаешь по поводу Липецкой? – спросил Бабкин, наблюдая за его манипуляциями.

– Больше вранья, чем правды. И больше ума, чем хитрости. Для нас это хорошо.

– Почему это?

– Потому что умные люди, как правило, удивительно прямодушны.

Он свернул истерзанный лист в трубочку. Сергей плохо переносил бессмысленные действия, они его отвлекали. Он собрался с мыслями, стараясь не смотреть, как Макар будет измываться над листом.

– Случай со старушкой как бы намекает, что Зинчук была на редкость злопамятной девицей.

– В самом деле, – язвительно согласился Макар. – Подумаешь, клюкой дали по хребту!

– Участник войны!

– То есть спасибо, что глаз не выколола?

– То есть я хочу сказать, что это нетипичное поведение для школьницы!

– Если только вся история не была рассказана нам специально, чтобы утвердить нас в подозрениях насчет Зинчук! – Макар сунул трубочку из фикуса в рот на манер сигареты.

Бабкин почувствовал, что тихо звереет.

– Выплюнь бяку! – рявкнул он. – И объясни мне, как ты собираешься это проверять!

Илюшин спрятал трубочку в карман рубашки.

– К счастью, – обрадовал он, – у нас целых восемь свидетельниц, а не одна!

Анжела Лосина открыла дверь и многообещающе улыбнулась. Она любила нравиться мужчинам, а чужим мужьям – особенно. По телефону звонящий представился супругом Машки Елиной, и Лось перед встречей надела специальный бюстгальтер, приподнимающий грудь, и натянула сверху облегающую майку с большим вырезом. Повертелась перед зеркалом и удовлетворенно хихикнула. Прямо-таки аппетитная вдовушка! А Елина – сплошная рыжая тоска. Ни сисек, ни задницы. Анжела наспех сжевала утащенную с завтрака булочку с разноцветной посыпушкой и помчалась открывать дверь.

Эффект от майки и бюстгальтера оказался еще сильнее, чем ожидала Лось. Оба гостя уставились на ее прелести с одинаковыми выражениями лиц. Пожалуй, несколько озадаченными.

Анжела торжествующе ухмыльнулась про себя. Усадив визитеров, она заварила чай и подала его в лучших традициях роскошных женщин, как они ей представлялись: низко наклоняясь, чтобы можно было разглядеть даже больше обещанного. Бабкин покраснел и отвел взгляд. Илюшин с любопытством Алисы, заглядывающей в кроличью нору, рассмотрел открывающиеся виды.

– Я предполагаю, что это Юлия Зинчук убила Рогозину.

Лосина с любопытством, но без особого удивления взглянула на Илюшина.

– Типа, приехала и кокнула? – уточнила она. – Вообще-то могла.

– А что случилось между ней и Рогозиной в одиннадцатом классе?

С умильного личика тут же сползло радушие.

– Мне откуда знать? – раздраженно вскинулась Лось. – Я им что, нянька?!

Макар с Бабкиным переглянулись. «Врет!» – «Угу. Как сивый мерин».

Но расспрашивать было опасно. Оба понимали, что Лосина ощетинится и прогонит их.

Илюшин щелкнул пальцами, будто что-то припомнив:

– Анна ведь обещала рассказать! – Он сделал вид, что собирается встать. – Большое спасибо за помощь, Анжела. Не будем больше отвлекать занятого человека.

Лось встревожилась.

– Анна? Какая Анна? Липецкая, что ли?

– Да-да, именно она.

– Мы к ней как раз после вас собирались зайти, – пробасил Бабкин.

И тоже привстал, надеясь, что их нехитрая выдумка подвигнет Лосину на откровенность.

Простой расчет Илюшина оправдался. Анжела принужденно рассмеялась.

– Нашли кого слушать! Шизу!

– Она производит впечатление вполне разумной женщины, – провокационно заметил Макар.

– Видать, качественно ее полечили!

– Где полечили?

– А вы что, не знали? В психушке!

– Кого нынче удивишь психиатрической лечебницей, – светски заметил Илюшин. – Депрессии, усталость от работы…

– Какая депрессия! – взорвалась Лось. – Ее Рогозина туда запихала!

Макар с Бабкиным замерли.

Довольная произведенным эффектом, Анжела выдержала долгую паузу. Сергей бросил взгляд на Илюшина и понял, что на этот раз напарник не притворяется. Макар и в самом деле не ожидал этого услышать.

– Как это – запихала? – осторожно спросил он.

– А вот так! Папочке ее наябедничала!

Илюшин снова сел, внимательно глядя на Лосину.

Анжела сдержала ухмылку. То-то же! Не променяют они ее на Аномалию! Тем более та может сболтнуть кое-что… Кое-что лишнее.

При мысли о том, что известно Анне, Лось помрачнела. Но новый вопрос частного детектива отвлек ее от неприятных размышлений.

– О чем наябедничала?

Лось уселась поудобнее. Все внимание было снова устремлено на нее, и она расцвела под выжидательными взглядами.

– У Аньки отец был не родной, а отчим, – обстоятельно начала она. – Военный. Строгий мужчина! Хотел из нее человека сделать, а Анька сопротивлялась. Она его ненавидела! И мамашу свою ненавидела за то, что та за него замуж вышла. Ужас сколько крови она ему попортила!

– Я слышал, она хорошо училась, – осторожно сказал Макар.

Лось всплеснула руками:

– Ай, да при чем тут учеба! Я училась кое-как, но на меня мамка не нарадовалась! А Анька всегда вела себя как идиотка!

– Например?

– Отчим ее по утрам на зарядку поднимал в шесть. А Анька вместо упражнений давай танцы с выкидыванием ног устраивать! Он ее лупить, она визжать! Ну не дура?

– А мать там, говорите, имелась? – мрачно спросил Бабкин, представив себе эту картину: здоровый мужик наказывает пятнадцатилетнюю девчонку за то, что она не хочет делать зарядку.