Нежные листья, ядовитые корни - Михалкова Елена

– Я бы не стал пускать дело на самотек, надеясь на профессионализм товарища Викентьева, – вкрадчиво согласился Илюшин.

Маша вспомнила профессионализм товарища Викентьева, и лицо ее приобрело недоброе выражение.

– Но вы же не можете расследовать дело частным порядком!

– Почему же? Можем. Серега, брось мне сахар. – Илюшин ловко поймал белоснежный кубик. – Просто мы не будем называть это расследованием. Беседовать со свидетелями нам никто пока не запрещает. И, на наше счастье, все они остались здесь.

Маша задумалась.

– Ты не знаешь, камеры в коридорах есть? – вполголоса спросил его Бабкин.

– Знаю – нет. Первым делом спросил на ресепшене.

– То есть вообще никакой фиксации. Здорово! Кто угодно мог войти в номер. Не обязательно это был кто-то из Машкиной тусовки.

– А я сразу предложил горничную! – Илюшин с хрустом разгрыз рафинад белыми зубами. – Или у меня есть еще одна кандидатура. В холле периодически проплывает дама, не знаю, как ее должность называется… Старшая над девицами.

– Бандерша!

– Чувствуется знание предмета, – одобрил Макар. – Да, кто-то в этом роде. Грива как у льва, взгляд такой же, и из пасти несет сожранной антилопой.

Маша очнулась от задумчивости:

– Вы о ком?!

– О старшем администраторе отеля, судя по всему, – пояснил Бабкин. – Она задела в Макаре самые чувствительные струны души. Он готов жениться.

– Демоническая тетка! – Илюшин удовлетворенно потер руки. – Тютелька в тютельку подходит на роль убийцы.

– Пока на роль убийцы подхожу я!

– Не льсти себе, Мария.

Она хмыкнула. Является ли оскорблением его уверенность, что она не способна нанести человеку шестнадцать ножевых ранений?

Бабкин встал и потянулся, покрутил головой, разминая шею. «Как мы до ужаса обыденно себя ведем, – подумала Маша. – Рогозина мертва. Я нашла ее тело восемь часов назад. Такое чувство, будто прошло двое суток, не меньше. Но меня по-прежнему поражает не столько ее смерть, сколько тот факт, что одна из нас ее убила. Не то чтобы это не укладывалось в голове – ровно наоборот. Я могу представить каждую из бывших одноклассниц на этом месте. Включая себя, несмотря на всю уверенность Макара в обратном».

Она налила очередную порцию волшебного илюшинского чая, горького как хина. Спать не хотелось, непонятно, от чая или нет. Невозможно представить, что она ляжет в кровать, обнимет мужа и спокойно заснет.

– Серега, покажи мне свой блокнот, – попросил Макар.

– Держи. Что ты хочешь там найти?

Илюшин быстро перелистал первые страницы.

– Подтверждение своей догадке, кто убил Рогозину.

Маша поперхнулась чаем. Бабкин так и застыл с поднятой рукой.

– Ты шутишь, – откашлявшись, выдохнула она. – Сережа, он же шутит?

Бабкин молчал и озадаченно рассматривал Макара. С одной стороны, невозможно за час вычислить убийцу, выслушав от свидетеля пересказ событий. Так только в книжках бывает, да и то в таких, которые в наше время уже не печатают – читатели засмеют.

С другой стороны, это же Илюшин…

Макар редко основывался на фактах. Нет, он принимал их в расчет, но, обладая обостренной интуицией, больше полагался на нее. В двух случаях из десяти это приводило к ошибкам. В остальных восьми – к верному ответу.

Он замечал не то, что видели все остальные. Если бы Бабкину и Макару раздали по блокноту и попросили описать одно и то же событие, происходившее на их глазах, записи получились бы кардинально разными.

Сергей описывал, что люди делают.

Макар описывал, что они при этом чувствуют.

При этом психологию он считал лженаукой и никогда не мог или не желал объяснить, на чем основывает свои выводы.

Сергей, бывший оперативник, всегда плясал от фактов. Он вообще не очень хорошо осознавал, что такое интуиция и как она работает. После нескольких лет расследований под руководством Илюшина, его временами охватывало чувство, что он приблизился к пониманию. Но всякий раз Макар выкидывал фортель, который снова отбрасывал Бабкина к основанию гигантского вопросительного знака.

Как, например, сейчас.

– Шутит, конечно, – успокаивающе сказал он жене. – Или, вернее всего, глумится.

– А, ну хорошо тогда, – кивнула Маша. – А то уж я заволновалась.

Макар оторвал взгляд от записей. Выглядел он в эту минуту совершенным юнцом, лохматым, веселым и очень довольным.

– Профессия! – провозгласил он и помахал блокнотом.

– Или просто с шариков съехал, – предложил Бабкин Маше третий вариант. – В принципе, я давно этого ждал.

– Макар, при чем здесь профессия? – осторожно поинтересовалась Маша. – И чья, собственно?

– Твоя, разумеется!

– Моя?

– Ну да. Это очень здорово, что ты сценарист. Просто замечательно!

– Почему же? – спросила Маша, пытаясь хоть как-то связать сценарии для детских передач с убийством Светы Рогозиной и ощущая полное бессилие.

– Потому что это накладывает свой отпечаток, – воодушевленно сказал Илюшин. – Обычно люди не только не понимают того, что они видят, но даже не могут увиденное внятно изложить.

Маша окончательно потеряла нить извилистой илюшинской мысли. Сергей, судя по его лицу, ее и не находил.

– А ты – можешь, – уверенно продолжал Макар. – Ты прирожденный рассказчик. Хороший рассказчик всегда сообщает слушателю больше, чем думает.

– Чем думает о чем? – растерянно спросила Маша.

– Обо всем, – размыто ответил Илюшин.

Наступило молчание. Макар удовлетворенно смотрел на Машу с Сергеем, уверенный, что все им прекрасно объяснил. Бабкин смотрел на Макара, размышляя, били ли того в детстве, и если нет, то почему. Маша пыталась понять, стошнит ли ее, если она выпьет еще адского илюшинского отвара, или лучше не рисковать.

– Так, давай сначала, – попросила она, решив, что чай все-таки нужен. Вообще что угодно, приводящее в чувство, просто необходимо, когда долго имеешь дело с Макаром. – Правильно я поняла, что о чем-то важном рассказала тебе, сама того не осознавая?

– Абсолютно!

– И что же это? – не выдержал Бабкин. – Не томи душу, выкладывай. Красуется, понимаешь, как павлин.

– Строго говоря, павлин не красуется… – начал Илюшин, но, заметив взгляд Сергея, быстро согласился: – Хорошо, про павлинов не будем. Итак…

– Итак, о чем, по-твоему, рассказала Машка?

– Как минимум, о двух очень любопытных вещах! Во-первых, о том, что все боялись приезда одного человека. Все, кроме тебя, Маш: ты даже не поняла, что происходит, лишь зафиксировала какую-то неправильность в происходящем. Надо будет разобраться, отчего так вышло. Скорее всего, ты пропустила что-то важное, но когда оно успело случиться – вот вопрос.

– Приезда одного человека? – эхом откликнулась Маша.

– Во-вторых, – увлеченно продолжал Илюшин, – из твоего текста – ну, из Серегиного текста, если уж быть объективным, – совершенно очевидно, что ты не знаешь точно, кто приехал вместе с тобой в отель.

Маша умоляюще взглянула на мужа.

– Маша не знает? – уточнил тот. – Про своих одноклассниц?

– Не имеет полного представления, скажем так.

Бабкин что-то прикинул и обернулся к жене:

– Шарики. Это они.

– Нет, вы серьезно не понимаете? – удивился Макар.

– Если оторвать ему голову и потрясти, то будет слышен металлический стук, – доверительно поведал Бабкин.

– Но это же очевидно!

– Перестали магнититься, – пояснил он. – Надо отдать его в ремонт, но, боюсь, гарантия на него закончилась.

Илюшин насмешливо фыркнул.

– Но ведь ответ просто бросается в глаза, мои недогадливые друзья. Маша не узнала многих из тех, кого увидела.

– Кого, например?

– Для начала – Шверник, Липецкую и Стриженову.

– Ну и что? Люди меняются!

– Само собой, но речь не о том. Она увидела новых людей, совершенно незнакомых. Свежих, так сказать. Их можно было бы с таким же успехом взять с улицы и присвоить имена в произвольном порядке.

– Ну, допустим, – неуверенно протянул Бабкин.

– У нее вызвала сомнения Люба Савушкина, и только двоих Маша идентифицировала четко: Матильду Губанову и Анжелу Лосину.

– Подожди, а Коваль? – вмешалась Маша.

Макар покачал головой.

– Ты ее узнала по сопутствующим признакам.

– Каким?!

– Сопутствующий признак Коваль – это Савушкина. Маленькая хрупкая женщина и большая грубая тетка. Фея и колхозница. Как только ты увидела эту парочку, у тебя нашелся в памяти подходящий ярлык. В принципе, на их месте могли быть любые другие люди похожего типажа.

Маша от изумления забыла про чай, который собиралась выпить.