Нежные листья, ядовитые корни - Михалкова Елена

– Что именно?

– То, как долго каждая из них хранит в памяти эти переживания. Не само событие, а именно отзыв на него. Ведь обычно эмоции истираются, бледнеют со временем. Ты все помнишь, но ничего не чувствуешь, и это благо. Но у них не так. Ни у Маши, ни у остальных. Я догадываюсь, с чем это связано, но не совсем уверен…

– Делись! – попросил Сергей.

– У нас встреча с Губановой.

– Три минуты перерыва! Мы его заслужили!

– Если мы не придем вовремя, рискуем застать рассерженную женщину.

– А если придем, тогда испорчусь я! – пригрозил Бабкин.

Макар рассмеялся и махнул рукой.

– Ладно, отдыхай. Но потом будет марш-бросок!

Сергей облегченно выдохнул и прислонился затылком к стене.

– Так чем ты объясняешь такую долгую память у этих женщин?

Макар потер переносицу:

– Понимаешь, как ни крути, но Рогозина – самая успешная из них. На редкость удачные замужества, жизнь богатой, независимой дамы, самореализация в творчестве… Еще и красота! Я не хочу сказать, что они ей завидуют. Не в зависти дело. Но достижения Рогозиной каким-то извращенным образом легитимизируют то, что она делала с ними в юности.

– Как будто она имела на это право?

– Да. Человек всегда, пусть даже неосознанно, ищет справедливости и логики в окружающем мире. Машиным одноклассницам нелегко отмахнуться от всех побед Рогозиной и твердо сказать себе, что их несколько лет третировала всего лишь озверевшая от безнаказанности сука, доказывавшая всем, в том числе и себе, что она здесь вожак стаи. Голос справедливости требует, чтобы такие бешеные суки отстреливались на подлете к большому счастью и богатству. А если уж она подлетела, так может, не такая уж она и бешеная, шепчет внутренний голос? Может, имела право мной помыкать? Может, я заслужила то, что со мной происходило в школе?

– Тьфу ты черт!

– Я не утверждаю, что прав. Допустим, все обстоит ровно наоборот, и каждая из них думает: как могло так выйти, что эта жестокая тварь получила так много от жизни?!

– Но нет же никакой справедливости, Макар!

– Справедливости нет. А вера в нее есть.

Илюшин легко поднялся и отряхнул джинсы.

– Пойдем, мой уставший друг. Нам осталась на закуску Матильда Губанова. Сомневаюсь, что она – Зинчук. Слишком уж хорошо Маша ее помнит. Но все-таки…

Бабкин вздохнул и собрался с силами. «Она большая, толстая и добрая», – описала Маша свою одноклассницу. Хорошо, что добрая. Он уже изрядно устал от всей той злости, которая вывалилась на него сегодня, как ведро репьев, и теперь кололась.

Илюшин постучал в дверь.

– Очаровывать полную женщину будешь ты, – тихо предупредил он.

– Почему я?

– Потому что ты толстый и красивый парниша.

– Иди к черту! – так же тихо огрызнулся Бабкин. – У меня силы на исходе, а ты предлагаешь мне светиться и лучиться перед…

Он хотел закончить грубо – «перед какой-то квашней», но тут дверь открылась, и Сергей поперхнулся на полуслове.

Перед ними стояла кустодиевская красавица. Розовощекая, с блестящими глазами и атласной кожей.

Увидев их, красавица всхлипнула. Из уголка глаза выкатилась большая жемчужная слеза.

– Я не хотела ничего плохого! Честное слово!

– Когда мы ее успокоили, она согласилась рассказать про Шверник, – сказал Илюшин. – Собственно, истории как таковой тут и нет. Белла в то время жила в Италии. И решила, насмотревшись на фотографии прекрасного поместья Рогозиной, съездить к ней повидаться. Бывшие одноклассницы, дым отечества, чужбина…

Он так точно изобразил напыщенную интонацию Беллы, что Маша засмеялась.

– Списываться заранее дамочка с ней не стала, решила сделать сюрприз. И вот в прекрасный весенний день подкатывает к поместью, заранее узнав из блога Рогозиной, что хозяйка точно будет дома. Звонит в ворота. Долго звонит. Слышит какие-то щелчки, то есть ее со всей определенностью видят и разглядывают. Однако ворота никто не открывает! «Она хочет немного подшутить надо мной!» – думает Белла. Но тут внезапно налетает туча, начинается проливной дождь, и то, что сначала казалось шуткой, уже выглядит как издевательство. Простое гостеприимство требует впустить вымокшего и окоченевшего гостя хотя бы под навес. Увы, двери так и не распахнулись перед жестоко оскорбленной Беллой.

– А Мотя откуда об этом узнала?

– Они в то время пытались организовать маленький бизнес и были в хороших отношениях. Белла пожаловалась в своем блоге, открыв запись лишь нескольким близким людям, включая Губанову. Но потом спохватилась, что вся эта история выставляет ее в еще более глупом свете, чем Рогозину, и удалила.

– Могу себе представить, какой это был удар по самолюбию Шверник, – задумчиво сказала Маша. – Как будто ты нищенка, просящая подаяние. А Рогозина потом как-нибудь объяснила свое поведение?

– Обе сделали вид, что ничего не произошло. А теперь – внимание! – вопрос знатокам: какой вывод мы делаем из этой незамысловатой истории?

Маша немного подумала:

– Что нужно всегда заранее предупреждать о визите?

– Нет. Основной вывод такой: Белла Шверник жила в Италии в то же время, что и Рогозина. Вскоре после того случая Светлана переехала в другую страну, но некоторое время они крутились на Апеннинском полуострове вместе. О том, что именно произошло тогда, мы знаем только с ее слов.

Бабкин даже привстал.

– Хочешь сказать, вся история с поместьем может быть выдумкой от начала до конца?

– Хочу сказать, что если Шверник на самом деле впустили в дом, то о дальнейших событиях от второго участника мы уже не узнаем.

Солнце, скользнувшее в окно, начисто сбрило белым лезвием тени на полу. В его беспощадном свете стали видны все морщинки старого линолеума, старательно притворявшегося паркетом.

– У Зинчук – волосы, – глуховато проговорил Бабкин, уткнувшись носом в диван. – У Липецкой – больница. У Шверник – Италия, у Лосиной – уволенная мать. Кто остался?

– Стриж и Матильда. Ну и Кувалда с Совой.

Илюшин поднял указательный палец:

– Да! Совсем забыл о них. Именно эти двое пытались подкупить девушку на ресепшене, чтобы она выдала им ключи от некоторых номеров. Включая твой, Мария.

– Как вы об этом узнали? – ахнула Маша.

– Подкупили девушку на ресепшене, – невозмутимо ответил Макар.

Она схватилась за голову. Зинчук – одна из двух подруг?! Невозможно!

Ей стало казаться, что еще чуть-чуть – и фигуры бывших одноклассниц полетят вокруг нее, как колода карт вокруг Алисы, и тогда она наконец-то проснется.

– Неужели они собирались обыскивать номера?

– Ну, четверо из вас привезли с собой общую фотографию класса, и теперь ни одна не может ее найти. Слишком маленькая вероятность совпадения.

Кувалда побывала здесь? Рылась в ее сумке?

Маша с отвращением обвела комнату взглядом. Скоро она начнет ненавидеть здесь все!

– Подождите! – спохватилась она. – Но ведь ключей-то им не дали!

– Мы не знаем, сколько попыток предприняли эти двое и к кому обратились еще, – разочаровал ее Макар. «Не говоря уже о том, – добавил он про себя, – что при необходимости замки на местных дверях открываются скрепкой».

Бабкин наконец перевернулся лицом вверх. На небритой щеке отпечатался след от рифленой обивки дивана.

– Мы провели блестящее расследование! – громко произнес он. – Утром нам было известно, что у Зинчук есть мотив для убийства. Теперь мы продвинулись куда дальше. Стало ясно, что мотив для убийства был у каждой из твоих одноклассниц!

– Исключая Стриженову, – дотошно поправил Макар.

Бабкин отмахнулся:

– Наверняка ей тоже что-нибудь обрезали, а если не обрезали, то пришили!

– И Матильду! – испугалась Маша. – Она тут вообще ни при чем.

– Всего шесть человек осталось! – восхитился Сергей.

– Плюс неизвестно где болтающаяся Зинчук.

Бабкин хлопнул ладонью по дивану.

– Предлагаю на этом расследование считать провалившимся, то есть закрытым. Все, братья и сестры: собираемся и валим отсюда. Красивая у тебя была версия, Макар. Но ни подтвердить, ни опровергнуть ее мы не можем.

Он поднялся. Илюшин хотел что-то возразить, но ему помешал телефонный звонок. Звонил не Машин сотовый, а аппарат в номере.

– Пиццу задерживают! – недовольно предположил Макар.

Бабкин страдальчески закатил глаза.

– Я когда-нибудь убью тебя этой пиццей!

– Шестнадцатью ударами?

– Замороженной? Тебе хватит и двух.

Маша прервала их перепалку, сняв трубку.

– Алло? Алло, я слушаю.

– Маша, прости меня, пожалуйста, – сбивчиво забормотал женский голос.