Другие времена, другая жизнь - Перссон Лейф Г. В.

Бедняга, грустно подумала Хольт. Нелегко ему приходилось.

Одна фотография была не вклеена в альбом, а просто лежала между страницами. Снимок сделан летом. Трое молодых людей, лет по двадцать пять, и маленькая девочка, не больше десяти. Зеленая трава, солнечные блики на воде. Все в сорочках с короткими рукавами, шортах и сандалиях. Двое весело улыбаются в камеру, третий выглядит более сдержанно. У девочки вид очень задорный, косички — как у Пеппи Длинныйчулок, веселая гримаса.

Стокгольмские шхеры, конец шестидесятых или начало семидесятых, решила Хольт. Веландер, Тишлер и Эрикссон, сомнений нет. Девочка держит Тишлера за руку. Несмотря на разницу в росте и возрасте, они потрясающе похожи. Строение тела, черты лица, манера держаться.

Она не может быть его дочерью, решила Хольт. Сестра или кузина. Она припомнила: Гунсан говорила ей, что Тео Тишлер помимо брокерской фирмы унаследовал от отца взгляды на семейную жизнь.

На обороте детским почерком сделана надпись: «Банда четырех. Стен, Тео, Чель и я».

— Знаешь, чем мы сейчас займемся? — спросил Ярнебринг, опечатывая дверь квартиры Эрикссона.

— Слушаю с все возрастающим вниманием, — весело сказала Хольт, поддразнивая Ярнебринга. Вид у нее был почти такой же задорный, как у девочки на фотографии.

— Мы поедем на работу, запремся в кабинете, выдернем телефон из розетки и попробуем вычислить, что все это значит.

— Звучит неплохо, — согласилась Хольт. — Если только ты позволишь для начала сварить кофе.

Для начала они подробно обсудили так называемый гомосексуальный след Бекстрёма. Здесь их мнения несколько расходились. Хольт просто-напросто не верила в эту версию. Она была убеждена, что преступление с сексом никак не связано и совершенно неважно, какую именно ориентацию имел убитый. Ярнебринг был «в принципе» с ней согласен, но ему трудно было представить, что Эрикссона вообще не интересовала сексуальная сторона жизни.

— Я этого понять не могу, — заявил Ярнебринг. Что бы там ни утверждала эта полька, вспомнил он.

— То, что этого понять не можешь ТЫ, нисколько меня не удивляет, — улыбнувшись, отозвалась Хольт. — Но если ты отвлечешься от собственных наклонностей…

— Погоди, — остановил ее Ярнебринг, — не сбивай меня. Я могу согласиться, что Эрикссон был мерзкий субъект, который шпионил за всеми подряд, чтобы ими манипулировать, — достаточно послушать его коллег. Но ведь одно не исключает другое?

— Не могу сказать. Я мало что понимаю в мужчинах.

— А вот над этим ты должна поработать, — невозмутимо произнес Ярнебринг. — Что я хотел… В общем, что-то в этом преступлении меня смущает. Ясно, как день, что Эрикссона пришил кто-то, кого он хорошо знал и кому доверял. В нашем случае — кого он совершенно не опасался. Но это не Веландер, не Тишлер и не уборщица. А кто? Никого больше нет! Мы никого не нашли…

— Кто-то из соседей, кого мы упустили, — предположила Хольт. — Случайный знакомый, которого мы не нашли.

— Не похоже! — Ярнебринг яростно тряхнул головой. — Эрикссон был человек в высшей степени подозрительный, подозрительный и осторожный. И вот он спокойно сидит на диване, пьет свой грог, а наш парень спокойно втыкает ему нож в спину… Эрикссон падает на пол и отчаянно вопит, если верить соседке… но скоро помирает. Кого он мог впустить в квартиру?

— Поправь меня, если что не так, — заговорила Хольт. — Так называемые гомосексуальные убийства — обычно какие-то жуткие истории. Насилие, ненависть, взрыв эмоций — аффект…

— Как правило — да, но далеко не всегда. Они же как все люди — наркотики, ревность… Иногда просто психи. Только не в нашем случае.

— Не поняла?

— Это убийство выглядит, я бы сказал, во-первых, трусливым, а во-вторых… случайным. Убийца еле добегает до ванны и начинает блевать. Не похоже на наших друзей на мотоциклах.

— Не похоже, — согласилась Хольт. Она думала точно так же.

— И что мы имеем?

Одинокий человек, подозрительный и запуганный, уверенный, что жизнь обошлась с ним не по заслугам, что он бы имел гораздо больше, если бы в мире существовала справедливость и он мог бы принимать решения сам.

— Шпион и проныра, — напомнил Ярнебринг.

— Он хотел таким образом получить власть над людьми — узнав их слабости и пользуясь ими.

— Использовал дружбу, играл на чувствах — для собственной выгоды.