Другие времена, другая жизнь - Перссон Лейф Г. В.

Возможно, мозги у генерального директора были устроены не так замысловато, как у Юханссона, потому что это сообщение его чуть ли не обрадовало, глаза засветились любопытством, и единственное, о чем он попросил, — постоянно держать его, генерального, в курсе дела.

— Само собой, шеф, — сказал Юханссон, который только об этом и мечтал.

Затем он отдал распоряжение всем, кто хоть как-то соприкасался с материалами персональной проверки Хелены Ловисы Штейн: ни одна запятая, не говоря уже о содержании, смысле и всевозможных толкованиях, не должна покинуть пределы здания. Если кто-то из Розенбада^[27] поинтересуется чем-то — хотя бы спросит, который час, — немедленно отсылать его к Юханссону.

Мне нужны люди, подумал Юханссон. Не так уж много, но и не мало, причем из лучших. Из тех, кто готов работать без перерыва, пока работа не будет закончена, и к тому же понимает, что начальник вынужден утаивать от них какую-то информацию, которую они знать не могут и не должны.

— Можешь найти таких ребят? — спросил он Викландера.

— Да, — ответил Викландер. — Уже нашел. Они уже работают.

Третье решение принять было труднее всего, поэтому он отложил его напоследок. Собравшись с духом, он позвонил домой Бергу. К его удивлению, Берг сам взял трубку.

— Мне неудобно тебя беспокоить, — сказал Юханссон, — но нам нужно немедленно увидеться.

— Приезжай.

Голос у Берга был тихий и грустный, однако совсем не удивленный.

Через полчаса Юханссон был на месте.

— Садись. — Берг показал на свободное кресло в своем домашнем кабинете. — Хочешь кофе?

— Только если ты сам будешь пить, — сказал Юханссон.

Берг умирает, подумал он. Никакой скорби он при этом не почувствовал — просто констатировал факт. Держись, старина, мысленно сказал он, обращаясь к себе, а не к Бергу.

— Значит, обойдемся без кофе, — слабо улыбнулся Берг и осторожно уселся на прямой стул с подлокотниками напротив Юханссона. — Чем могу помочь?

— Навести порядок в воспоминаниях об ушедших временах, — ответил Юханссон.

— Немецкое посольство, — сказал Берг. Никакого намека на вопросительный знак в его фразе не было.

— Да.

— Хорошо, я расскажу тебе всю историю.

Часть V

Другие времена

[9]

Эрих Хонеккер обманул их всех. Никто не ожидал, что он решится, а он взял и решился… Впрочем, если вспомнить его жизнь, можно было догадаться, что он пойдет на этот риск. В сущности, он следовал простым логическим правилам, и это-то и обмануло его противников. Успех превзошел все ожидания, и произошло это скорее всего потому, что те, кого он надул, прожили совсем другую, куда более спокойную жизнь.

На партийной конференции в Дрездене Хонеккер в своей речи напрочь открестился от западногерманских террористов. Старый дудочник не пожалел красок: «Эти омерзительные выродки, анархисты и террористы, бесчинствующие в Федеративной Республике, позволяют западногерманскому режиму под предлогом борьбы с террористами и их пособниками заткнуть рот всем прогрессивным силам страны».

Риторика, конечно, типичная, однако Хонеккер официально подтвердил то, в чем и так были уверены все западные разведки, от БКА и БНД до американских ЦРУ и НСА: европейским террористам помогают арабы и русские; некоторые страны-сателлиты Варшавского договора, возможно, снабжают их деньгами, оружием и взрывчаткой — но не восточные немцы. Эти бы не решились. К тому же Хонеккер поручился своей честью: они такими делами не занимаются.

На самом же деле ГДР поддерживала западногерманских террористов много лет не только деньгами — это само собой, — но и явками, и тренировочными лагерями, где военные инструкторы натаскивали своих западных товарищей в обращении с суперсовременным оружием. Сам Хонеккер, естественно, держался в стороне, такая примитивная работа была не для него, а вот старый соратник, начальник Штази, член правительства, министр государственной безопасности Эрих Мильке, тайно получил от него добро. Он и решал практические вопросы. Не Хонеккер.

Для Мильке эта работа являлась само собой разумеющимся звеном в борьбе с капиталистическими противниками. Он — при его-то биографии — не испытывал никаких угрызений совести по поводу того, как западногерманские товарищи используют полученные от него оружие и навыки обращения с ним. Уж не коммунисту Эриху Мильке, в четырнадцать лет взявшему в руки оружие для борьбы с консерваторами вообще и нацистами в частности, а в двадцать четыре совершившему свое первое политическое убийство — он вместе с приятелем среди бела дня в Берлине застрелил двух полицейских комиссаров и тяжело ранил инспектора полиции, — мучиться этими проблемами! Нет, только не Эриху Мильке.