Ускользающая темнота - Баженова Ксения

Катя осталась у фонтана совсем одна. Стремительно темнело. Где же, где же эта площадь? Пару раз ей пришлось прятаться за домами от компаний каких-то жутких мужчин и женщин, с перекошенными, полусгнившими лицами, с черными повязками на оголенных язвенных руках. Они пили какую-то жидкость из бутылок, грубо матерились. У некоторых в руках были длинные ножи. Наверное, это и есть тот самый обход. Что они делают? Ловят людей? Улицы теперь были пусты, окна закрыты ставнями, двери в подъезды наглухо заперты. Неожиданно она все-таки попала на площадь. Никого. Полнейшая тишина. Катю охватила паника, ее трясло. Пьяная брань и крики усиливались. Они слышались уже из каждого переулка. Неужели все они направляются сюда. Стул! Стул, на котором сидела ее прабабка. Он одиноко стоял у одного из закрытых магазинов. Она изо всех сил побежала к нему и стала колотить по ставням. «Это я, Катя, пустите меня, откройте, пожалуйста!» Приоткрылась узкая щель, потом пошире. «Давай, пролезай, поторопись». И когда на площади показались эти ужасные люди, Катя, обдирая плечи, протиснулась в приоткрытое пространство, и ставня захлопнулась.

Она долго сидела на полу и не могла остановить истерику. Наталья стояла рядом и безучастно ждала. Кругом сидели Зоины куклы.

– Кто эти люди? – спросила Катя, немного успокоившись.

– Это обход. Бывшие преступники, убийцы, маньяки. Они главные в нашем мире. Не дай бог появиться кому-нибудь после того, как они выходят на улицы. А они никогда не предупреждают об этом. Я сама не цветок, но их боюсь.

– Но почему вы мне не сказали?

– Обращайся ко мне на «ты». Я же все-таки твоя родная прабабка. Ты должна была встретить Катю и Пашу. А потом пойти обратно. Вот и все. Теперь надо восстановить справедливость. Кстати, Зойка сама этому поспособствовала. Не надо пользоваться тем, чего не знаешь до конца. Вот она и махнула лишнего. Нельзя было применять это заклинание. Я много зла сделала, грешна. Но теперь у меня есть шанс сделать доброе дело. Спасти твою жизнь. – Она посмотрела в зеркало в старой деревянной раме, изъеденной жучками, с побитой амальгамой, из-за которой уже ничего почти в нем не отражалось, только какие-то смутные детали. – Кстати, уже пора. Действуй.

– А что мне делать?

– Теперь сама, сама... Открывай глаза.

Катя снова очнулась в этом страшном частном кукольном музее, в маленькой комнате с воздухом, наполненным ароматами растений, цветов и свечей, на кровати с железными спинками и сетчатым железным дном, точно такой, какие были в пионерском лагере.

Старуха сидела напротив, уставившись в стену за Катиной спиной ничего не выражающим взглядом. Рядом, как и раньше, сидела прабабка. Девушка присмотрелась. Ногти на ее руках были как во сне, длинные, загнутые, с остатками облупившегося лака. Старинная книга валялась на полу. Догорали свечи. Слабости она больше не чувствовала, но все равно ей было жутко. Встать и просто уйти? Ключ у нее в кармане. Вдруг старуха очнется и схватит ее. Катя осторожно достала из-под подушки тонкую косичку, сплетенную из волос кукол, и стала приближаться к ней медленными шагами. Резко останавливаясь, когда ей чудилось, что та шевелится. Всю ее трясло. И хотя между ними было всего пару метров, казалось, что прошел час. И вот косичка обняла старухину шею. «Невероятно, что я сейчас могу взять и убить человека», – думала Катя. Но времени анализировать происходящее не оставалось. Она откинула книгу ногой, чтобы встать поудобнее. Трясло ее так, будто она сидит на электрическом стуле. И ее судят. За убийство. Кончики веревки сомкнулись на высохшей, морщинистой шее. И в ноздри ударил едкий запах дыма. Книга попала на стоящую на полу свечу и горела. Вспыхнул и низ погребальной одежды из шелка. Пленница отпустила косичку и стала руками тушить белую ткань, разматывать и срывать ее с себя. Потом вспомнила про ключ и полезла в карман черного платья с красным воротничком. В этот момент старуха открыла глаза и крепко схватила ее за руку.

– Тварь, воровка, ты не сдохла там в машине.

Катя нагнулась и изо всех сил укусила ее. Зубы уперлись в кость.

– Сука, поганая сука.

Она отдернула руку, и Катя вырвала из кармана свою, с ключом, и рванула к двери. Руки дрожали, и ключ никак не попадал в скважину. Книга полыхала. Старуха встала и пошла к девушке, но вид скукоживавшихся от пламени листов отвлек ее.

– Что ты сделала, тварь? – Она схватила книгу. Ключ попал в отверстие. Катя повернула, достала и снова зажала его в ладони. Она не чувствовала ожогов. Железная дверь открылась, но бабка успела схватить Катю за ногу. Валялась на полу, но держала крепко. Огонь со страниц переметнулся на черное платье. Старуха орала и сжимала еще сильнее Катину голень. И та развернулась и стала бить ее изо всех сил ключом по скрюченной кисти, била и плакала, и драла ее за жидкие волосы, царапала ей кожу. Наконец старуха не выдержала боли и ослабила хватку. Катя выскочила и закрыла дверь с той стороны.

Она спустилась по лестнице босиком, замотанная в обгоревшие лоскуты шелка. Ярко светило солнце, и с крыш капало. А во дворе стояла елка с обвисшим, как пакля, оставшимся с новогодних праздников потускневшим дождиком. «Странные люди, кто же украшает елку весной?» – подумала Катя и упала на влажный холодный асфальт.

Стас сначала даже не осознал, что это идет его жена, а потом, когда понял и увидел, что она осела на тротуар, выскочил из въезжающей во двор милицейской машины и побежал изо всех сил, на ходу повторяя:

– Катя, подожди, ты только не умирай, только не умирай... – Он сел рядом с ней на колени и взял ее за руку. Она медленно открыла глаза и улыбнулась:

– Стасик... Я люблю тебя. Только тебя.

– Я тебя тоже, девочка моя. Все будет хорошо.