Ускользающая темнота - Баженова Ксения

Невеста медленно подошла к гробу. Она была абсолютно счастлива. Как бывают счастливы девушки, которые выходят замуж в раннем возрасте и по первой взаимной любви – открыто, доверчиво и радостно. Безумие настолько овладело ею, что она искренне верила в это мгновение, что свадьба настоящая и наконец-то ее желание сбылось. Она верила, что Паша не умер, а только покинул свое тело и отправился на небеса. Она верила, что они встретятся. И он будет приходить к ней, как приходили мама и папа. «Мне только надо кое-что доделать здесь, на земле. Скоро мы будем вместе», – прошептала Зоя ему на ухо, низко склонившись. Поцеловала его, оставив на мертвой щеке алый отпечаток, затем взяла холодную руку и надела на окостеневший палец кольцо. «Поздравьте нас!»

Взрослые, которые до этого не обращали внимания на прощавшуюся с парнем девушку – суетились, успокаивали рыдающую мать, тихо беседовали между собой, обсуждая несправедливость этого мира, – оборачивались на это странное предложение и застывали в полном недоумении и замешательстве. Постепенно разговоры смолкли, и на кладбище воцарилась тишина.

Зоя огорчилась, увидев на лицах гостей замешательство. Почему они не радуются? Наверное, считают меня последней тварью, которая увела Пашу у Катьки. Ну и пусть. Главное, мы вместе. Муж и жена. Она улыбалась...

– Что это значит? Кто-нибудь может мне объяснить? – Пашина мама, придя в себя от первого потрясения, беспомощно спрашивала у людей, но они и сами ничего не понимали. «...Она сумасшедшая... Может быть, вызвать врача?.. Ее надо увести отсюда... Не волнуйтесь, сейчас мы уведем ее», – уговаривали несколько человек женщину, которая не хотела никого слушать и изо всех сил вырывалась. Когда ей это удалось, она подлетела к девушке, продолжавшей стоять и витать в своих мыслях над гробом. Накинулась на нее, схватила за одежду, сорвала платок и стала яростно стирать краску с ее лица. Другой рукой она схватила девушку и трясла, выкрикивая: «Ты сошла с ума! Ты что творишь?! Мой сын умер, а ты издеваешься! Свадьбу она устроила! Совсем рехнулась!»

– Я не издеваюсь. Я с ним хочу быть.

Зоины оправдания были не слышны в окрепшем гуле голосов. Она сначала пыталась мягко освободиться, объяснить взбешенной женщине, что совсем не хотела издеваться, что любит Пашу. Но та, размазав краску по ее лицу, трясла Зою, что-то орала, больно царапала, колотила кулачками. Изо рта ее дурно пахло, и сил совсем не осталось. Никто даже не подошел защитить Зою. «За что они так?» – подумала она и растворилась в зеленом вязком тумане. Жара взяла свое. Она упала, подмяв под собой ворох красных гвоздик. Пашина мать рухнула рядом и снова принялась беспомощно рыдать, утирая лицо черным платком не признанной ею невестки.

Ком рвоты настойчиво подступал к горлу. Зоя попыталась поднять голову, но не смогла. Она захотела приоткрыть глаза, чтобы понять, где она, но сил не хватило даже на это. Она пыталась остановить рвотные позывы, но была больше не в состоянии противиться и рвота теплой жижей выплеснулась ей на лицо, резко ударив в нос зловонием. Ей стало хорошо и все равно, где она и кто с ней рядом. Тело расслабилось и погрузилось в звенящую ватную тишину, сквозь которую проступали мужские голоса.

– Слышь, дай быстрее тряпку какую-нибудь. Ну и вонища. Ты посмотри на нее. Наш размалеванный клоун проблевался.

– Слушай, а чего с ней вообще?

– Да двинулась головой. История какая-то запутанная. Мать с отцом умерли. Осталась с дядей и сводной сестрой. Ну, она с ними жила. У сестры был жених, она уже беременная была. Чего-то там с ним случилось. Траванулся, что ли? Поехали в больницу, разбились на машине. Ну и все руки сложили. Правда, ребенок жив остался, девочка. Домработница ихняя сказала. Богатая семейка-то была...

– Да, есть отчего кукарекнуться. А чего она так размалевалась-то на похороны?

– Свадьбу себе устроила с мертвяком.

– Да ну тебя....

Продолжения беседы Зоя уже не слышала. Ребенок остался жив... Ребенок остался жив... Это уже точно. Девочка. Надо найти, обязательно найти ее. Я должна жить. Я должна все сделать, чтобы выжить и найти ее. Отомстить за всех, кого я любила. За Пашу, за мамочку и за папу. Как? Разберется потом. Главное выжить. И она открыла глаза.

– Смотри-ка, оклемалась. Ну что, краса, приедем сейчас в больничку, подлечат тебя маленечко.

– Да, пожалуйста, я очень хочу. Мне так плохо. – В голове стали всплывать эпизоды похорон. – Что со мной было? Я ничего не помню.

– Да так, – медбрату стало жалко убогую девчонку. – Подурковала немножко, с кем не бывает. А кто знает, выйдешь, может, и правда еще свадьбу сыграешь. Только теперь будь хорошей девочкой, а то залечат так, что уж настоящей дурочкой станешь.

– Я буду хорошей. Мне очень надо.

И Зоя сдержала свое обещание. Обручальное кольцо с нее сняли в приемном отделении, и больше оно к ней не вернулось.

Москва. Наше время

За окном сгущались сумерки, свет от фонаря проникал сквозь неплотно задернутую штору, из ванной доносился голос Сергея. Он напевал какую-то песню. Это для него было необычно. И вообще сегодня он совсем другой. Такой, каким он будет теперь всегда. Ведь это не последний контракт, значит, у них все будет хорошо. Днем он позвонил Кате, заехал за ней, наговорил кучу ласковых слов, они вместе поехали в магазин, купили все самое вкусное, бутылку шампанского («Катюша, нам есть что отметить»), и весь вечер Катя купалась в нежностях, поцелуях и его прекрасном настроении. Он рассказывал ей без умолку о тех людях, с которыми будет работать, о волшебных перспективах, которые его ждут. Катя была на седьмом небе и сейчас, когда пришла пора собираться домой, ей стало ясно одно – надо все сказать Стасу. «Сегодня же», – решила она, лежа в постели Сергея.

Потом она улыбалась, причесываясь, одеваясь, и всю дорогу в машине (Сергей предложил довезти ее до самого дома) она тоже улыбалась. «Катюш, ну чего ты у меня такая хорошая, улыбаешься все время». – «Я просто очень за тебя рада. Сереж, а ты Стасу ничего не хочешь про нас сказать, чтобы его не обижать?»

«Вот накатывает иногда на девку». Но сегодня не было настроения пускаться в очередные объяснения, и он ответил:

– Да.

Она тихо вставила ключ в замок и осторожно повернула. В прихожей было темно. Стараясь не шуметь, зашла и увидела пробивающийся через щель комнатной двери приглушенный свет.

– Стас! – негромко позвала она. Никто не ответил. Сняв сапоги, Катя прямо в куртке прошла в комнату.

Мягкий свет исходил от свечей, стоящих на столе. Букет цветов, бокалы, шампанское, какая-то еда на блюде, пирожные, тихий джаз по радио, а во главе этого маленького пиршества сидел Стас и улыбался одной из своих самых любящих и добродушных улыбок...

Он всегда считал себя благополучным и правильным, добрым, умеющим планировать, оптимистом, не зависимым от капризов судьбы, которая, по его мнению, находится в руках человека. Он очень любил Катю и не мог поверить, что все рушится, когда она стала задерживаться и давать какие-то непонятные объяснения своему отсутствию, потом выяснилось, что вернулся Сергей (Кате Стас не сказал, что знает об этом), а потом стали приходить эти письма... Сколько он их получил, корявых приклеенных букв на белых бумажках: «Ты знаешь, где была твоя жена?» «Что она делала сегодня вечером?» «Все развлекается с любовником?» ...Он даже знал с кем... Никак не мог поверить в это. Они с Катей поссорились первый раз, когда он прочитал первое «письмо». И отношения становились все напряженней и напряженней день ото дня. Он страшно мучился, получая эти послания, и не говорил ничего Кате. Он не хотел расходиться с ней. Думал, может, эти отношения с Сергеем быстро сойдут на нет, ведь в итоге он ее обманет... Хотел поговорить с ним, поговорить с ней, но понимал, что это может разрушить их семью, если ее можно так назвать. Он проигрывал разные варианты и иногда ловил себя на мысли, что думает об этом постоянно, что эти размышления стали главной нитью его жизни. Однажды, когда он чуть не попал в аварию, в очередной раз задумавшись в машине по дороге на работу, он остановился и решил: я все ей прощу, я порву все эти письма и не буду их больше читать, сегодня же сделаю ужин, скажу ей, что люблю ее и мне все равно, где и с кем она проводит время, я буду ждать, когда это пройдет. И вот он сидел и ждал среди мерцающих свечей, и носил туда-сюда из холодильника на стол и обратно бутылку шампанского, и, когда свечи наполовину растаяли, в замке повернулся ключ, а потом Катя прямо в куртке вошла в комнату...

– Что-то отмечаем? – спросила она насмешливо, а про себя смущенно подумала: «Может быть, у нас годовщина, а я забыла?»

– Нет. – Стас вдруг заволновался. Все слова, которые он с такой тщательностью готовил, разбежались, в горле пересохло, сердце колотилось. «Что она скажет? Как отреагирует? Согласится или пошлет»? – Давай выпьем. – Он стал открывать бутылку. Пробка не поддавалась, и руки не слушались.