Те же и Скунс - Милкова Елена

Базылев лично наводил справки, пытаясь разузнать, какого рода «крыша» была у Меньшова. И если была, то куда тянулись её корешки? В чужую группировку, к военным, к ментам, в Большой дом?.. Ничего конкретного выяснить не удалось. Не считать же за великую информацию тот факт, что к Антону Андреевичу раза два приезжали эгидовцы. Приезжали и приезжали, подумаешь, какое событие. Может, принтеры у него покупали…

(Принтер, в понимании Базылева, был непостижимым устройством, печатавшим без помощи клавиш. Мишка Шлыгин однажды попробовал ему втолковать, как же так получается, что для тиражирования на принтере текст не надо каждый раз набирать заново. Виталий терпеливо выслушал друга, после чего заявил, что всё это напридумали пидоры, а нормальному мужику достаточно и «трубы».)

…Или, может, в «Эгиде» тоже подумывали «Василёк» под крылышко взять, да получили от ворот поворот?..

В общем. Мишка по обыкновению трепал языком, показывая дорогому гостю сперва гараж с лимузинами, потом офис.

– Не каждая фирма может позволить себе выглядеть наилучшим образом, когда посетителей принимает, – увлечённо рассказывал он Меньшову. – А приглашать коллег, особенно зарубежных, хочется почти каждому. Вот мы и организовали соответствующую услугу… Времена нынче непростые, надо нам, предпринимателям, друг за друга держаться, а то в одиночку того гляди пропадёшь…

Меньшов вежливо соглашался.

Базылев – молчаливый шеф безопасности – двигался с ними, время от времени отпирая разные двери. К разговору он не очень прислушивался. Он привык жить не «мозгой», а чутьём, и оно было у него превосходное. То есть в людях Базылев понимал. Агрессию, неуверенность, страх – всё просекал за версту. Так вот, Меньшов ему категорически не нравился. Чем? А тем, что похож был на эти самые принтеры, которыми «Василек» торговал. Такое же чёрт-те что и сбоку бантик, а что внутри – хрен поймёшь. Обычно Базылев в считанные минуты улавливал о человеке всё, что ему требовалось. И очень редко ошибался в дальнейшем, рассчитывая, чего от кого ждать. С Меньшовым он тёрся рядом уже битых полчаса. И всё по фигу. Он по-прежнему не взялся бы сказать про Антона Андреевича ничего конкретного. Как вначале его себе, не представлял, точно так же и теперь.

А к чему не можешь приспособить мысленный ярлычок, того поневоле начинаешь бояться. Начинаешь видеть в нём то, чего опасаешься. Неопределённость – худшее пугало. То есть такими умными словами Виталий Базылев вовсе не думал. Но когда специально расставляешь лучших ребят, а эта сволочь идёт мимо них, как не любящий малышни холостяк, которого зачем-то привели к первоклашкам…

Шлыгин, видно, тоже кое-что чувствовал. Во всяком случае, разговаривать с Меньшовым в обычной своей манере не мог, и Базылев понимал почему. Два метра, плечи действующего спортсмена, седые виски и взгляд, как у чёртова робота из штатовского фильма, – Меньшов на равноправное общение действительно не вдохновлял…

Виталий подумал о том, что стараниями технарей они теперь по крайней мере будут хоть знать, куда и к кому ездит Антон Андреевич на своём «БМВ», и на душе посветлело. С паршивой овцы хоть шерсти клок…

Между тем экскурсия по фирме заканчивалась. Базылев заметил, что Мишка повернул в сторону своего кабинета, и смекнул: сейчас его бывший одноклассник оседлает любимого конька. Виталий слышал когда-то про лозунг «самодержавие, православие, народность», хотя и не помнил, к чему тот относился. Насчёт самодержавия Мишка, кажется, пока дышал ровно (любил, правда, при случае порассуждать об убиении большевиками Романовых, но о них нынче не рассуждает только ленивый). Зато с православием и народностью у него был полный порядок.

В правом переднем, как войдёшь, углу кабинета висела большая, тёмная от столетий икона. В прошлом году, когда Шлыгин заказывал её мастерам «старинных» подделок, Виталий чуть не набил ему морду. Мишка имел глупость предложить скопировать Тихвинскую Богоматерь, или как там она у попов называется. Шуточки, прямо скажем…

С народностью дело обстояло не хуже. Входя в кабинет, Мишка вовсю распинался на одну из своих любимых тем: «Приподнялся сам – помоги приподняться другому». Базылев давно не слышал, чтобы босс заливался этаким соловьем. Виталий немного подумал и сообразил, что Меньшов удивительно хорошо слушал.

Как-то так, что его собеседнику хотелось говорить ещё ещё, упиваясь собственной значимостью и умением подавать мысль. «Вот сука», – в который раз подумал Базылев с чем-то похожим на восхищение.

Кофе в кабинет подала лично Инесса. Михаил предложил было «за знакомство» нечто покрепче, Антон Андреевич вежливо отказался – за рулём, – и тут у него в поясном чехольчике требовательно запищал пейджер. Извинившись, Меньшов вытащил его и просмотрел сообщение, но оно, видимо, оказалось не срочным. Хозяин «Василька» никуда отзваниваться не стал, просто спрятал пейджер на место.

За кофе и фирменной выпечкой людям положено расслабляться, но, когда вышла Инесса и Базылев притворил дверь, даже воздух в кабинете словно сгустился.

– Смотрите, – Шлыгин раскрыл фотоальбом. – Так вот и убеждаешься, что не зря на свете живёшь… Какие ребятишки, а? Глаза какие у всех… Я сам пацаном, знаете ли, хлебнул, но всё-таки… не война… Вот так у них до нас выглядела общая спальня, жуть, правда? А теперь вот тут напротив, видите? Это уже после ремонта. Отдельные уголки, шкафчики, коврики всякие… Вы полистайте, там дальше… Просто в глаза бросается, верно?

На столе у него, развёрнутая так, чтобы могли как бы случайно замечать посетители, стояла фотография сына.

– «Такие бизнесмены, как Михаил Шлыгин, имеют моральное право становиться русскими миллионерами», – по памяти процитировал Меньшов. – Наслышан о вашей благотворительности…

– Взаимно, между прочим, взаимно. Тоже наслышаны… О маленькой такой клинике, где под вашим крылышком некий юный чудотворец людей с того света вытаскивает и денег с них не берёт… А теперь представь… представьте, Антон Андреевич, вот вы как бы в своём направлении, мы как бы в своём… а сколько нас таких в Питере? И каждый – кто в лес, кто по дрова? А если…

Недосказанная мысль повисла в воздухе. Видел бы сейчас Борис Благой героя своей статьи!.. Для газеты Шлыгин дал ему карточку, вытащенную из того же альбома: на ней он скромно и застенчиво передавал заведующей детским домом символический ключ. Там Шлыгин был хорош. Сейчас он был попросту великолепен.

– Вот… – Михаил торжественно раскатал на столе перед Меньшовым большой плотный лист. На листе была картина, сообща созданная архитектором, дизайнером и художником. В уютном холле несколько замученных и задёрганных жизнью мужчин и женщин – явно руководителей детских и иных столь же нищих учреждений – излагали свои горести внимательным и энергичным молодым людям, прямо дышащим желанием и – что важнее – реальной способностью оказать всемерную помощь. Светились экраны компьютеров, красивые девушки поднимали телефонные трубки. На втором плане, как бы за стеной, совещались в своём кругу более солидные леди и джентльмены. Художник постарался: в маленьких фигурках вокруг стола можно было узнать и Шлыгина, и Меньшова, и ещё кое-кого из питерских «Елисеевых и Путиловых». Перед ними держал речь губернатор.

А совсем уже на задах бескомпромиссные охранники грозно выпроваживали каких-то определённо мафиозных субъектов. Субъекты размахивали пачками долларов, с которых текла кровавая грязь.

Стоя у двери, Базылев тоже полюбовался картиной и подумал, что у Мишки, чего доброго, ещё и получится. Битый час окучивает Меньшова, и за это время тот девяносто девять раз сказал ему «да». Глядишь, скажет и в сотый. «Мы с вами, Антон Андреевич…» «Мы же оба понимаем, Антон Андреевич…» «Таким, Антон Андреевич, как вы или я…» Виталий не впервые наблюдал своего приятеля в действии и сам видел, каких результатов тот добивался.

– Где-то видел я уже этот пейзаж за окошками, – задумчиво проговорил Меньшов.

– Ну и глаз у вас, Антон Андреевич! Снайперский да и только. Так и есть, угадали! Перед вами действительно ваш «Василёк», – весело пояснил Шлыгин эту незначительную подробность. – Плюс ещё кое-какие смежные помещения, как раз сейчас переговоры ведём. Пора, пора уже нам с вами на более высокий уровень выходить!

– Да, – сказал Меньшов. – Замечательный проект. И нарисовано… весьма впечатляюще… – И посмотрел на часы: – Будем думать. А сейчас, к сожалению, господа, мне пора.

Базылев смотрел, как он не торопясь идёт к двери, у которой Виталий в своём камуфляже так и стоял в течение всего разговора. Мишка ещё что-то говорил, интересовался, к какому примерно числу велеть девочкам разработать проект договора о намерениях, чтобы Антон Андреевич мог без задержки просмотреть его и внести нужные уточнения. Однако и Шлыгину, и его шефу безопасности было уже ясно: рыбка не клюнула. Ну и что, что Меньшов прямо не сказал «нет». Он и не скажет.