Увези меня на лимузине! - Ольховская Анна

Странное ощущение, словно кто-то выворачивает сознание наизнанку и с холодным любопытством рассматривает содержимое.

А потом цвет объектов изменился. И стал нежно-сиреневым, как недавно у одного из них. Щупальца втянулись, и амебы стали почти похожи на шарики. Вернее, на лохматые шапки хризантем.

Легкое движение воздуха – и они исчезли. Совсем.

Ноги, только что ровно и уверенно стоявшие на земле, вспомнили, что состоят из желе, и немедленно подкосились. Хорошо, что я стояла возле дерева и успела уцепиться за него, иначе обрушения на многострадальное седалище избежать вряд ли бы удалось.

А так я просто стекла по стволу на землю, прислонилась спиной к его надежной твердости и застыла, неподвижно глядя в одну точку.

Душа угрюмо забилась в самый дальний уголок пыльного чулана и в довольно резкой форме потребовала оставить ее в покое. У нее, видите ли, полностью исчерпан лимит моральных сил! Подумаешь, фифа какая! Трусливая ренегатка! Или ренегатша?

Забыла, что ли, о недавнем звонке Игоряна? Сюда скоро приедут, за тобой, между прочим, приедут! Вернее, за телесной оболочкой, в которой ты, голубушка, сейчас обитаешь. И если эту саму оболочку повяжут, то одна трусливая душонка скоро станет бездомной.

Дзынькнув, высветилась табличка: «Пошла в…!» Вот так, значит, да? Ладно, сама напросилась.

Преодолевая внутреннее сопротивление, я перевела взгляд туда, где недавно стоял Игорь…

Раздался тонкий, рвущий нервы в клочья крик, душа забилась в истерике и, всхлипывая, бросилась вон из чулана. Потрясение силой в девять баллов вытряхнуло из закромов неприкосновенный запас моральных и физических сил и пинками погнало их на передовую.

Здоровенного двухметрового громилы больше не было. На земле лежала его одежда, своей нетронутостью сводившая с ума. Потому что под одеждой лежал серый пепел. И одна-единственная обугленная кисть с зажатым в ней пистолетом.

Человек сгорел, сгорел дотла, в прямом смысле этого слова, а одежда его лежала целенькая, без единого подпала! Как такое может быть, как?!

И ни единого следа огня вокруг: ни на деревьях, ни на траве.

Кто нанес нам визит? А в том, что это именно «кто», а не «что», я не сомневалась. Они были разумны, только разум этот чужой, непонятный, немыслимый…

От размышлений о непознанности Вселенной меня отвлек нарастающий звук автомобильного двигателя.

Я метнулась к джипу, схватила с заднего сиденья отобранную у меня куртку, нашарила на полу мобильник Игоряна и едва успела забиться в густые кусты боярышника, как на дороге появился еще один джип. Они что, других автомобилей не знают? Впрочем, по лесным разбитым тропам проехать может только внедорожник, его название обязывает.

Вновь прибывший самобеглый экипаж остановился метрах в трех от джипа Игоряна. Хлопнули дверцы, из машины выбрались два брателлы. Они тут что, клоны? Или хозяин этой плантации отбирает персонал по типажу?

Два здоровенных лысых луковоголовых бугая, громко топая, подбежали сначала к изрешеченному пулями джипу. Если опускать все непарламентские выражения, речь этих господ станет весьма пунктирной:

– Это что за…?

– …!…!

– А где Игорян?

– …!…!…! Оглянись, дубина!

– ……..да……твою…….на…..!

– А бомжа вообще сгорела на…!

– ……. с ней! Слушай, надо хозяину сказать, что пора… отсюда. За последние два месяца…, эти… сожгли уже троих, Игорян четвертый!

– Ага, уйдет он!…! Не он же здесь…….подставляет! Чтобы новую точку организовать…, сколько бабла надо!

– Нет…, я… не останусь! Пусть других… нанимает!

– А с этим всем что делать будем?

– Вот пусть хозяин приедет…, и сам… посмотрит…!

– Так че…, бросим?

– Я к нему не притронусь! Звони… хозяину!

Бугаи стояли над останками своего приятеля, их голоса звучали все громче, парни явно начинали истерить. Один из них трясущимися руками достал из кармана куртки мобильный телефон, набрал номер неведомого хозяина и, с трудом подбирая литературные слова (видимо, шеф предпочитал цивилизованное общение), рассказал о случившемся. Упомянул и обо мне.

Видимо, хозяин что-то переспрашивал, потому что бугай убеждал его минуты две, что я, гм, скончалась. А что следа не осталось, такое уже было, с одной из бомжих. И вообще, тут Игорян сгорел, а вы о какой-то… беспокоитесь!

Следующие три минуты парнишка слушал мнение хозяина по поводу высказываний подчиненного. Судя по выцветшей физиономии, мнение явно унижало человеческое достоинство бугая и не сулило ему радужных перспектив.

– Да, понял! – облегченный выдох, и мобильник отправился по месту прописки – в карман.

– Ну, че? – бугай номер два встревоженно прядал ушами.

– …………………….! – Сколько чувств, какая экспрессия! Номинация на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана, которая только что получила трехлитровую клизму от роли первого плана и, ощущая необыкновенную легкость во всем организме, делилась впечатлениями с товарищем по партии.

Долго делился, со вкусом. Меня упоминал с нежностью и искренней скорбью. Шефу желал самого наилучшего.

Останки Игоряна в большой черный пластиковый мешок, вытащенный из багажника, сгребали довольно небрежно.

Потом мешок закинули все в тот же багажник, второй бугаина сел за руль расстрелянного джипа, и похоронная процессия двинулась в обратный путь.

А я осталась в лесу одна. И впервые в жизни порадовалась этому.

В той, нормальной, жизни я, как истинное дитя цивилизации, терпеть не могу лесные походы и всю эту походную экзотику: палатки, костры, песни под гитару, вонючие носки. Невозможность принять душ. Комариные серенады, женщины всегда готовят и моют посуду, мужчины с романтически-загадочным видом поют им за это про солнышко лесное.

А вы предложите настоящему солнышку, хоть лесному, хоть морскому, хоть степному приготовить ведро жратвы на костре, накрыть поляну, перемыть в холодной воде гору жирной посуды – долго оно светить будет? Думаю, сразу же наступит полярная ночь, месяцев так на шесть-семь.

А уж о том, чтобы бродить по лесу в одиночку – и речи быть не могло. Банально боюсь.

Но сегодня речь имеет место быть. И не боюсь я сейчас одиночества. Я после пережитого мало чего боюсь. Только за судьбу моей малышки.

Все, хватит торчать в кустах, здесь очень сыро, и от этого холодно. Я вышла на дорогу, было уже совсем светло. Солнце смело выкатилось из-за деревьев. Конечно, теперь оно расхрабрилось!

Мобильник Игоряна вроде работал, во всяком случае, значок сотового оператора в окошечке висел. Я набрала номер Левандовского.

– Да, слушаю, – усталый, погасший голос.

В уголки глаз против воли сбежались слезы. Как же все-таки я люблю этих стариков! Они действительно стали нам с дочкой роднее родных.

– Это я.

– Господи! – Голос генерала на секунду прервался. А потом: – Где вы? Что случилось? Как Ника? Да что же творишь, девочка!

– Сергей Львович, миленький, простите, я…

И тут связь прервалась. Видимо, хрупкий аппаратик не вынес свинского обращения. А может, еще по какой причине, но в руках у меня теперь был бесполезный кусок пластмассы, телефон отключился.

Возможно, владелец и смог бы оживить его, но для этого надо было оживить самого владельца. Я же PIN-кода, увы, не знала.

Так, и что мы имеем в итоге? Боюсь, итоги имеют нас. В частности, меня. Одна, неизвестно где, избитое тело воет от боли и просится прилечь под ближайший куст, промозглый осенний холод легко и непринужденно добирается туда, куда зовет его эпитет. До мозга, до костного. Куртка Игоряна, безусловно, лучше, чем ничего, но гораздо хуже той, что у меня отобрали, тепленькой, с капюшончиком.

А еще и дождь пошел! Класс. Ладно, надо идти. Я ведь веселый, неунывающий оптимист, для меня, как обычно, целый глоток воды на дне стакана, а не тонкий слой жижицы.

Фиг с ним, со всем вышеперечисленным, зато я знаю, куда идти, вот! В сторону, противоположную той, откуда меня привезли. И куда увезли мешок с Игоряном.

Погони можно не бояться, я ведь для них тоже того… этого… списана, короче, в связи с полным испепелением. Главное, слушать эфир на предмет приближающихся автомобилей.

А пока рассчитывать стоит только на себя, как бы смешно это ни звучало, учитывая состояние себя.

Сколько я плелась – час, два, пять? Не знаю. Дорога слилась в сплошное серое однообразие. Чувство реальности потерялось уже через двадцать минут, оставшись лежать где-то под сосной. Впрочем, оно, чувство это, после встречи с пульсарами все равно нуждалось в длительной реабилитации. Моря ему хотелось, солнца, улыбок и прикосновения теплых ладошек дочери.

Лес кончился внезапно. Никакого там подлеска с перелеском, дорога выпала сразу в поле, выглядевшее еще более унылым и депрессивным, чем съежившийся за спиной лес.

Населенного пункта в обозримой серости не наблюдалось. Свинство какое, я ведь могу и не дойти! Попутку останавливать стыдно, да и не рискнет ни один нормальный человек брать на борт избитую бомжиху, а к ненормальному сама не хочу.