Я, Мона Лиза - Калогридис Джинн

Я заговорила, захлебываясь словами, голос мой дрожал.

— У меня, конечно, есть платье. Как только все будет кончено, я пошлю за своей служанкой. Она сейчас как раз собирает мои вещи…

И все это время я думала: «Лиза, ты сошла с ума. Сейчас появится отец и положит этому конец. Пьеро возвратится домой и вышвырнет тебя из дворца».

Я могла бы и дальше трещать как сорока, но Джулиано обнял меня и поцеловал.

Меня захватило неведомое чувство, внутри разлилось тепло. Топаз, впервые подвергшийся испытанию, оказался бесполезным. Я ответила на поцелуй с не меньшим пылом, и к тому времени, когда мы прибыли во дворец, наши прически и наряды были в беспорядке.

Будь моя жизнь такой же, как у остальных девушек, о моем браке договорился бы посредник, скорее всего, сам Лоренцо. Отец заплатил бы, по крайней мере, пять тысяч флоринов, о чем была бы сделана запись в городском реестре, иначе союз не считался бы законным.

После объявления помолвки мой жених устроил бы завтрак, на котором в присутствии родственников и друзей преподнес бы мне кольцо.

В день свадьбы на мне было бы ослепительное платье, сшитое, как требовал того обычай, по рисунку самого Джулиано. Я бы проехала на белом коне в сопровождении пеших родственниц по мосту Санта-Тринита, оттуда на виа Ларга до самого дворца Медичи. Перед моим новым жилищем прямо на улице растянули бы гирлянду цветов, через которую я не осмелилась бы переступить до тех пор, пока мой будущий муж самолично ее не разорвет.

Оттуда мы бы двинулись в церковь. После церемонии я бы вернулась пешком в отцовский дом и провела ночь одна. Только на следующий день, после роскошного пиршества, брак считался бы состоявшимся.

Но у меня не было посредника. Лоренцо умер, а я так и не узнала, кто, по его мнению, подходит мне в мужья. Была только наша с Джулиано обоюдная решимость и желание.

Что касается приданого, то Лоренцо, а не мой отец заплатил его давным-давно, хотя Джулиано благодаря своим связям сделал так, что запись в реестре гласила, будто сумма поступила от Антонио ди ГерарДини. Я не сомневалась, что, когда отец узнает об обмане, он тут же велит вычеркнуть запись из реестра.

Фасон платья я придумала сама, это в нем я посетила три года назад дворец Медичи: платье с юбками из синего бархата с зеленым отливом и атласным узором плюща и лифом из той же ткани со светло-зелеными вставками из дамаста. С тех пор я подросла, и мы с Дзалуммой тайком перешивали платье, лихорадочно удлиняя юбку, рукава и расширяя лиф, который должен был облегать уже не девичий, а женский торс.

И на белом коне я никуда не поехала, и не сопровождали меня никакие родственницы — рядом не было даже Дзалуммы, которая лучше всех знала, как меня успокоить. В гостевой спальне мне помогла переодеться домашняя прислуга Джулиано, которую звали Лаура, добрая женщина года на два старше меня. Я стояла под портретом молодой Клариче де Медичи, изображенной с кислым лицом, в переднике и темном платье, по сравнению с которым мое платье смотрелось по-королевски. Я настояла на том, чтобы оставить золотые медальоны Лоренцо у самого сердца.

Пока служанка продергивала сквозь прорези рукава рубашки, стараясь одинаково расправить их, я внимательно изучала строгое лицо Клариче.

— Это были ее покои?

Лаура бросила взгляд на портрет.

— Да, мадонна. Теперь здесь располагается мадонна Альфонсина. Она уехала на несколько дней на виллу Поджио а Кайано. Подозреваю, мессер Джулиано не станет делиться с ней новостью до ее приезда.

У меня все внутри затрепетало, я хорошо представляла ее реакцию.

— А другие?

— Мессер Пьеро уехал в Сарцану, это вы знаете… — Я кивнула, и она продолжила: — Тут вам не о чем беспокоиться, он полон сочувствия. Есть еще его святейшество, кардинал Джованни. Он уехал на мессу, а потом по делам. Он ни о чем не догадывается, и, как мне кажется, мессер Джулиано не намерен посвящать его в свои дела, если только не возникнет необходимости.

Она взяла в руки чудесный гребень, принадлежавший, как я решила, моей будущей невестке.

— Просто расчешем?

Я кивнула. Если бы в то утро я попыталась соорудить какую-нибудь сложную прическу, отец или кто-нибудь из слуг наверняка обратил бы на это внимание. Поэтому я причесалась, как обычно, распустив волосы по плечам, как подобало незамужней девушке. Теперь Лаура просто закрепила у меня на голове парчовую шапочку, которую я привезла с собой. В качестве последнего штриха я надела мамино ожерелье из мелкого жемчуга с большой аквамариновой подвеской.

Было трудно, притрагиваясь к нему, не думать о маме, о том, как по-глупому она вышла замуж, какую несчастливую жизнь прожила и как умерла.

— Не грустите! — Лаура ласково коснулась моего локтя. — Мадонна, вы выходите замуж за благороднейшего человека, обладающего лучшим умом во всей Тоскане. Сейчас трудные времена, но, поскольку рядом с вами будет мессер Джулиано, вам нечего бояться. Возьмите. — Она протянула мне изумительное зеркало в тяжелой резной оправе, усыпанной бриллиантами. — Вот, что увидит ваш муж, когда вы пойдете к нему. Более прекрасного зрелища не найти.

Я вернула ей зеркало, едва в него взглянув. То, что я увидела, не доставило мне удовольствия. Наоборот, меня посетила нелепая мысль, что цвета моего платья никак не сочетаются с костюмом Джулиано, алым с золотом.

Решив, что с моим нарядом покончено, я шагнула к двери. Лаура тотчас меня остановила:

— Еще не все!

Подойдя к шкафу, она вынула длинную вуаль — белоснежную, прозрачную, с вышитыми золотой нитью единорогами и волшебными садами. Эту вуаль она почтительно водрузила мне на голову, закрыв лицо. Окружающий мир сразу стал мутным и блестящим.

— Ее надевала мадонна Клариче, когда выходила за мессера Лоренцо, — сказала служанка, — и Альфонсина, когда выходила за Пьеро. Джулиано заранее побеспокоился, чтобы священник вновь освятил ее, специально для вас. — Она улыбнулась. — Вот теперь вы готовы.

Лаура повела меня на первый этаж, в личную часовню Медичи. Я ожидала увидеть знакомое лицо у дверей, но коридор оказался пуст. От волнения я почувствовала себя плохо и в панике повернулась к служанке.

— Моя рабыня… Дзалумма… — пролепетала я. — Она давно должна была приехать с моими вещами. Джулиано собирался послать за ней экипаж.

— Мне узнать, есть ли новости о ней, мадонна?

— Да, прошу вас, — ответила я.

Я уже приняла решение и не собиралась от него отступать. Но отсутствие Дзалуммы сильно встревожило меня. Я рассчитывала, что она будет прислуживать мне на свадьбе, точно так же, как прислуживала моей матери, когда та выходила замуж.

Лаура ушла выяснять, что случилось с моей служанкой. Когда она вернулась через несколько минут, по ее лицу я поняла, что меня ждут не самые приятные новости.

— Пока ничего не известно, мадонна. Экипаж еще не вернулся.

Я сжала пальцами виски.

— Больше ждать я не могу.

— Тогда позвольте мне занять ее место, — сказала Лаура, стараясь меня успокоить. — Во всем доме никто так по-доброму не относится ко мне, как мессер Джулиано. Для меня было бы большой честью прислуживать его невесте.

Я набрала в легкие воздуха и кивнула. Ситуация требовала, чтобы свадьба состоялась как можно быстрее, пока все не раскрылось.

Лаура открыла дверь в часовню, и я увидела Джулиано, ожидавшего вместе со священником у алтаря. Рядом с ними стоял скульптор Микеланджело — это явилось для меня сюрпризом, так как ходили слухи, что он рассорился с Пьеро и уехал еще месяц назад в Венецию. Его присутствие вызвало во мне трепет. Мало того что Пико принимали в доме Медичи как дорогого гостя, так тут еще один избранный Савонаролы, прямо на моей собственной свадьбе.

Но стоило мне взглянуть на моего будущего мужа, как все неприятные чувства улетучились. Джулиано поднял на меня глаза, и я прочла в них радость, желание и трепет. Даже у священника, державшего небольшой томик, дрожали руки. Увидев, что оба скованы ужасом, я перестала бояться и совершенно спокойно приблизилась к алтарю. Лаура несла за мной шлейф, а я тем временем позволила себе полюбоваться великолепием часовни. Над алтарем была написана фреска, изображавшая младенца Христа с Мадонной в окружении ангелов — очень тонкая работа. На стене слева находилась фреска, выполненная более яркими красками и в грубоватой манере — процессия волхвов, направлявшихся к младенцу.

Ближайший ко мне волхв, молодой человек, одетый по флорентийской моде, сидел на белом коне, укрытом красной с золотом попоной. За ним следовали другие всадники с узнаваемыми лицами: старик Пьеро де Медичи и два его юных сына — Лоренцо, такой же некрасивый, как в жизни, хотя и был изображен в пору юности, и красавчик Джулиано. Лоренцо устремил взгляд на святого младенца, а его брат смотрел со стены куда-то вдаль с несвойственным ему серьезным выражением лица.

В углу я узнала весьма похожий образ Джованни Пико, что отнюдь не принесло мне утешения.