Невеста Борджа - Калогридис Джинн

— Как тебе угодно. Давай продолжим экскурсию. Мы прошли через несколько залов — все они не уступали великолепием первому, и каждый был посвящен определенной теме: Зал таинств веры, с большими настенными росписями, посвященными поклонению волхвов; Зал сивилл, с картинами, изображающими пророков Ветхого Завета, возвещающих о гневе Божьем, и суровых сивилл, языческих провидиц. Никогда еще я не видела такого выставленного напоказ великолепия и богатства; по правде говоря, я порадовалась, что посетила другие покои прежде, чем мы отправились на пир: теперь я могла не глазеть по сторонам, разинув рот, словно преисполненная благоговейного страха крестьянка.

Его святейшество более не предпринимал попыток соблазнить меня, и мы наконец-то присоединились к прочим гостям в Зале свободных искусств. Папа указал мне на место под картиной с изображением Арифметики, белокурой женщины в зеленом бархате, сжимающей в руках золотистый том.

— Ты будешь сидеть рядом со мной.

Пока он вел меня к длинному обеденному столу, уставленному подсвечниками и разнообразными блюдами — здесь была жареная птица, дичь, баранина, вино и виноград, сыры и хлеб, — я прошла мимо нескольких кардиналов. Все они принадлежали к семейству Борджа, все были облачены в традиционные алые рясы. Я пробежала взглядом по их лицам, но не нашла среди них моего красавца.

Во главе стола стояло кресло Папы, более высокое и более тщательно изукрашенное, чем остальные; справа от него сидела Лукреция. Я присела в реверансе. Лукреция ответила чопорным кивком. Она поджала красивые губы и прищурилась, ухитрившись продемонстрировать мне одной всю глубину своего презрения. Джофре ничего этого не заметил. Он поцеловал сестру и сел рядом с ней.

Мой пустой стул ожидал меня рядом с креслом Папы; меня снова разместили в точности напротив Лукреции. Я уже собралась было усесться, но меня остановил Папа, крепко и вместе с тем ласково взявший меня за плечо.

— Погодите! Наша дорогая донна Санча еще не познакомилась со своим новым братом!

Папа указал на стул рядом с моим. Сидевший на нем молодой человек — мой ровесник — уже встал. Поразительно красивый мужчина с прямым носом и сильным подбородком, скрытым густой бородой.

— Чезаре! Чезаре, поцелуй свою новую сестру, Санчу! — Он унаследовал черты матери и волосы, черные как смоль, потому я не узнала в нем Борджа. В отличие от прочих кардиналов, он сменил алое одеяние на черную рясу священника — простую, но изящно скроенную. Взгляд, которым мы обменялись, был исполнен той же силы, что и утренний, когда мы смотрели друг на друга у подножия папского трона.

Я знала, что у Джофре есть старший брат Чезаре, кардинал Валенсийский, некоторыми именуемый Валентино. Однако же утром, во время аудиенции у Папы, когда Джофре подошел к этому молодому кардиналу, я не сообразила, что это он и есть.

Мы повернулись друг к другу и обнялись, как подобает придворным, связанным родственными узами, взяв друг друга за руки чуть повыше локтей. Я подставила ему щеку и была поражена, когда он поцеловал меня в лоб. У него была густая борода взрослого мужчины, и я задрожала, когда она скользнула по моей коже.

— Примите мою исповедь, ваше святейшество, — сказал Чезаре, не отрывая взгляда от меня. — Я завидую моему брату. Он заполучил воистину прекрасную женщину.

Все вежливо засмеялись.

— Вы слишком добры, — пробормотала я. Александр уселся, тем самым позволяя всем прочим занять свои места, и, улыбаясь, указал на Чезаре.

— Ну разве он не остроумен? — сказал Папа с искренней любовью и гордостью. — Господь благословил меня самыми красивыми и умными детьми во всем христианском мире. И я благодарю Бога за то, что все вы теперь со мной и у вас все благополучно.

Неумение Папы справляться с собственной похотью внушало мне отвращение, но сейчас я заметила, как его сыновья и дочь расцветают от похвалы. Очевидно, Александр был широкой натурой, не скупящейся на чувства, и я тоскливо подумала: интересно, а каково это — иметь такого доброго и любящего отца?

Во время пира я мало ела и мало разговаривала, хотя остальные смеялись и болтали от души. Я же занималась тем, что слушала Чезаре. Мне немногое запомнилось из его речей, но его голос и манеры были подобны бархату.

Пир был исключительно семейным, но семья была обширная, и мне предстояло запомнить множество имен. Я уже знала кардинала Монреальского — он был свидетелем при осуществлении нашего с Джофре брака.