Невеста Борджа - Калогридис Джинн

— А ты не можешь заставить своего отца прекратить? — спросила я. — Может, если сказать, что ты расскажешь обо всем коллегии кардиналов, оповестишь об этом всех?..

Лицо Чезаре сделалось беззащитным. На нем отразилось внутреннее смятение. Наконец он произнес:

— Поклянись, что сохранишь в тайне то, о чем я тебе сейчас скажу.

— Ты можешь доверить мне даже собственную жизнь, — отозвалась я.

Чезаре невесело усмехнулся.

— Именно это я и собираюсь сделать.

Он задумался на некоторое время, потом начал:

— Мой отец… он хороший человек. Он любит своих детей сильнее жизни. Ты сама видела, как он щедр с теми, к кому привязан. — Он помолчал. — Его любовь чистосердечна и глубока… И такова же его ненависть. И особенно он опасен, если его спровоцировать. Даже… даже если его провоцируют собственные дети.

Я напряглась. Чезаре успокаивающе коснулся моей руки и произнес:

— Да, он помнит — хотя и смутно — стычку с тобой. Но тебе нечего бояться. Он счел это такой любовной игрой, и она его позабавила. Но сам он предпочитает более покладистых женщин — не таких «горячих», как он выражается. Иными словами, ты причиняла многовато хлопот и недостаточно восхищалась им, чтобы это устроило его гордость. Не думаю, чтобы он еще когда-либо побеспокоил тебя. — Лицо его потемнело. — Но когда дело касается политики, настоящих потерь или приобретений, он может быть смертельно опасен. А если поползут слухи о его взаимоотношениях с Лукрецией, это поставит под угрозу его политическую репутацию. Ты понимаешь, о чем я, Санча?

— Он пригрозил тебе смертью, когда ты столкнулся с ним из-за сестры? — Меня затопили отвращение и ненависть. Кем же надо быть, чтобы так обращаться с родной дочерью и грозить убить родного сына? Я вскочила со скамьи. — Я жалею, что не убила его тогда!

— Придержи язык, — предостерегающе сказал Чезаре и привлек меня к себе; он коснулся пальцами моих губ. — Такова цена, которую приходится платить, когда живешь рядом с очень честолюбивым человеком. Я не знаю, как еще убедить тебя, чтобы ты молчала. Скажу лишь одно: люди умирали и за меньшее. Тебе придется хранить эту тайну до конца своей жизни. И моей.

Он внимательно взглянул на меня.

— Ты сильно чувствуешь, Санча, и быстро реагируешь, быстро и страстно. Тебе придется научиться сдерживать эти порывы, чтобы выжить здесь.

— До меня доходил один слух…— сказала я уже потише. — О смерти брата Родриго, которого должны были избрать Папой…

Пристально глядя мне в глаза, Чезаре медленно ответил:

— Это не слух.

— Как ты можешь это терпеть? — прошептала я. Мой отец был тираном, но даже ему никогда не пришло бы в голову убить кого-то из членов своей семьи. Уж он-то никогда не прикоснулся бы ко мне и не стал бы потом грозить смертью моему брату за попытку вмешаться.

Чезаре пожал плечами. Взгляд его сделался жестким.

— Такова плата за то, чтобы быть одним из Борджа.

Той ночью я была не в том настроении, чтобы заниматься любовью с Чезаре. Он понял это, и мы расстались с мрачной неохотой. Ко мне снова и снова возвращалась мысль: а как отреагировал бы мой брат, узнав о таком падении нравов? Но я не смела поделиться с ним этими вестями. Если бы он узнал правду о моей жизни в Риме, это стало бы для него слишком сильным потрясением.

Позднее, когда я уже лежала в своей постели, мне приснилась карта, которую вытащила для меня стрега: сердце, пронзенное двумя мечами, — зло и добро. Родриго Борджа стоял рядом со мной, улыбаясь. Он распахнул на груди свою белую атласную рясу, а под ней билось красное сердце, крест-накрест пронзенное мечами, что образовывали серебряную букву «X».

Один из мечей был гораздо больше другого. Я шагнула вперед и вытащила его. Лезвие меча было окровавлено, но даже под темно-красным пятном я с легкостью прочла слово, написанное на клинке.

ЗЛО.

ОСЕНЬ 1496 ГОДА — НАЧАЛО ВЕСНЫ 1497 ГОДА

Глава 17

Следующие несколько месяцев мы с Чезаре встречались постоянно. Не считая той тревожной ночи в саду, когда я сказала о Лукреции и Александре, Чезаре вел себя так же, как всегда: все чаще и чаще говорил о том, что он не в силах больше вести жизнь кардинала. Он твердил, что мечтает жениться на мне, мечтает, чтобы у нас был полный дом детей. Его речи вызывали у меня невыносимое томление — и одновременно с этим чудовищное чувство вины. Мой муж, судя по всему, ничего не знал о моем романе с его братом, и его счастливая наивность терзала мое бесчестное сердце.