Невеста Борджа - Калогридис Джинн

Меня особенно порадовало то, что на ужине не присутствовало ни одной куртизанки, даже Джулии, любовницы Папы. Похоже, Александр пытался убедить Альфонсо в том, что слухи, сопровождавшие скандальный развод со Сфорцей и рождение ребенка Лукреции, были лживыми. Что бы ни было тому причиной, я была рада, что празднество не катится к обычному для Борджа разврату.

Мы с Альфонсо станцевали для его святейшества неаполитанский танец. Глаза Альфонсо сияли, а на губах играла улыбка. Я знала, что отчасти его радость вызвана тем, что мы с ним снова будем вместе; но при этом я видела, что он искренне восхищается Лукрецией. Они, как шутливо объявил Александр за ужином, были созданы друг для друга.

— Вы только гляньте на них! Они же не замечают никого вокруг. Может, нам потихоньку уйти, чтобы не мешать им?

Я не понимала, как мой братик, который мог выбирать среди самых красивых и благородных женщин, влюбился в Лукрецию. Я лишь надеялась, что он будет счастлив.

После танцев на маленькой сцене, возведенной в зале для приемов, было устроено театральное представление. Среди прочих в нем участвовала красиво наряженная служанка, уговаривавшая единорога положить голову ей на колени. Служанку играла не кто иная, как Джулия, любовница Папы; но это была еще не самая большая ирония, ибо по сложению и движениям я узнала человека, чье лицо было скрыто маской единорога, тяжелой, сплошной, с позолоченным рогом и прорезями для глаз и рта. Это был Чезаре Борджа, изображающий символ чистоты и верности.

Незадолго до рассвета Альфонсо и Лукреция удалились, а за ними с самодовольной улыбкой последовал Джованни Борджа. Моему бедному брату предстояло подвергнуться тому же унижению, что некогда мне: впервые соединиться с супругой под наблюдением плотоядно взирающего на них кардинала. По крайней мере, подумалось мне, Альфонсо избавлен хотя бы от присутствия родного отца при этой процедуре. Интересно, кардинал и сейчас отпустит свою шуточку про розы?

Через несколько дней после свадьбы Чезаре было даровано то, о чем он мечтал много лет: возможность представить свое дело на рассмотрение конклава кардиналов и попросить освободить его от сана, для которого он никогда не подходил. Взамен он поклялся, что послужит Церкви и немедленно отправится во Францию, где сделает все необходимое, чтобы избавить Италию от нового вторжения со стороны французского короля.

Сомневаться в том, что прошение Чезаре будет удовлетворено, не приходилось — как ранее в том, что Лукрецию объявят virgo intacta.

Чезаре добился исполнения своего желания. И как только это произошло, он начал подыскивать себе подходящую супругу. Я приготовилась к худшему, ожидая нового вызова к нему в кабинет. К моему удивлению, Лукреция сообщила, что он выбрал Шарлотту Арагонскую — мою кузину, законную дочь дяди Федерико, короля Неаполя.

Я была вне себя от восторга; я думала, что недооценила Чезаре. Лукреция говорила, что он действительно заботится обо мне. Возможно, он и вправду не желал ни принуждать меня, ни причинять мне вред. Лучше того: его выбор невесты укреплял положение Альфонсо как принца Неаполя в доме Борджа.

Шарлотта в это время находилась во Франции — она воспитывалась при дворе благочестивой католички, симпатизирующей Борджа, королевы Анны Бретонской, вдовы Ре Петито, Карла VIII, умершего той весной. Чезаре облачился в свой лучший наряд и на белом коне с серебряными подковами отправился на север. Он не сомневался в том, что получит руку Шарлотты, поскольку новый король, Людовик XII, очень хотел развестись со своей бесплодной женой-калекой, королевой Жанной, и жениться на Анне, которую он любил.

А Чезаре как сын Папы был именно тем человеком, который мог поднести ему постановление о разводе на блюдечке с голубой каемочкой — но, естественно, не задаром.

Я с облегчением смотрела ему вслед, веря, что мои неприятности наконец-то закончились.

ОСЕНЬ-ЗИМА 1498 ГОДА

Глава 25

Нестерпимо жаркое лето наконец-то сменилось осенью, а затем и теплой зимой. Никогда еще моя жизнь в Риме не протекала так приятно; Хуан был мертв, а Чезаре занимался политикой и ухаживанием во Франции, оставив меня в обществе моего мужа, моего брата, Лукреции и Александра.

Избавившись от унизительных насмешек Чезаре и Хуана, Джофре сделался непринужденнее и добрее. Альфонсо по природе своей отличался легким, жизнерадостным характером, а любовь к Лукреции сделала его еще веселее и очаровательнее. Он обнаружил в Лукреции доброту и мягкость, о которых я прежде лишь подозревала и которые теперь сделались постоянной частью ее натуры. А поскольку его семья была счастлива, то и Александр был счастлив. Его дочь удачно вышла замуж и из графини сделалась герцогиней; его старший сын вот-вот должен был заключить еще более удачный брак, и можно было надеяться на появление законных внуков.