Невеста Борджа - Калогридис Джинн

Я не колебалась. Я привыкла видеть глав государств, и этикет меня не смущал. Я двинулась к Папе, не ожидая своего мужа, поднялась по ступенькам трона, преклонила колено и поцеловала атласную туфлю понтифика, как того требовала церемония. Несколько секунд спустя Джофре преклонил колени рядом со мной.

Александру явно понравились и моя почтительность, и отсутствие робости с моей стороны. Он возложил мне на голову прохладную большую ладонь, благословляя меня, потом указал на красную бархатную подушку, лежащую на мраморных ступенях слева от трона.

— Садись рядом со мной, дорогая! Я отвел для тебя особое место.

Джофре обнял отца, потом отошел и встал рядом с кардиналами; я же устроилась на бархатной подушке, не преминув подметить, что с другой стороны трона лежит вторая такая же.

Мои фрейлины продефилировали следом, точно так же выказав почтение Папе. Когда с формальностями было покончено, Лукреция поднялась по ступенькам и заняла свое место на второй красной подушке.

Я постаралась перехватить ее взгляд и получила в ответ еще один всплеск ненависти. Тогда я решила, что это проявление дочерней ревности; лишь впоследствии я узнала истинную глубину этой ненависти и ее причину.

— Бог воистину добр ко мне, раз он окружил меня такими красивыми женщинами! — с пылом провозгласил Александр и раскинул руки, словно желая обнять нас с Лукрецией.

Присутствующие рассмеялись. Я улыбнулась с напускным смущением и взглянула на мужа, проверить, доволен ли он моим поведением.

Он был доволен. Но рядом с ним стоял еще один человек, который был столь же им доволен, если не более. Один из кардиналов, мой ровесник, худощавый, бородатый, с волосами цвета воронова крыла, как и у меня, смело встретил мой взгляд. Я почувствовала, что лицо мое залила краска; я отвела взгляд, и губы мои задрожали.

Но все же я не удержалась и украдкой снова взглянула на красивого молодого кардинала — и обнаружила, что он смотрит на меня с неприкрытым интересом. «Да как он смеет? — подумала я, пытаясь вызвать в себе возмущение и недовольство. — При моем муже, при его святейшестве! И он ведь священник, кардинал!..»

Раньше, когда мне было пятнадцать лет, я думала, что влюблена в Онорато Каэтани. Но эта привязанность была порождена тем, что Онорато был добр ко мне, и его искусством в любовных делах.

А чувство, которое поразило меня утром двадцатого мая, когда я сидела на бархатной подушке рядом с Папой и смотрела на человека, стоящего рядом с моим мужем, было мгновенным, неотвратимым и острым, словно кинжал, всаженный в сердце. Я не хотела его. Я не искала его. И все же оно пришло, и я оказалась в его власти. А мне даже ничего не было известно о человеке, который только что похитил мою душу.

Я явилась ко двору Папы Александра, желая произвести благоприятное впечатление и быть хорошей женой его сыну Джофре, — и вот теперь я бесповоротно погибла.

Глава 11

После официальной церемонии встречи нас с Джофре, вместе с нашими придворными и нашим имуществом, провели во дворец Санта-Мария-ин-Портико, расположенный рядом с Ватиканом. Это была изящная постройка с большими арочными окнами, чтобы римское солнце лилось внутрь; ее возвели с исключительно плотскими целями — дабы дать приют женской свите Папы Александра. На первом этаже была устроена крытая галерея, выходящая в большой сад; Александр не жалел денег на своих женщин. В этом дворце проживала Лукреция, а также молодая любовница Александра, Джулия Орсини, и его племянница и сводня Адриана, дама средних лет. Время от времени тут появлялись и другие красавицы, привлекшие внимание его святейшества, и мне стало не по себе, когда нас отвели в этот дворец, хотя меня и сопровождал Джофре.

Мне сделалось еще неспокойнее, когда я обнаружила, что наши с мужем спальни расположены в разных крыльях дворца: моя находилась рядом с покоями Лукреции и Джулии. При обычных обстоятельствах жена не усмотрела бы повода для беспокойства в том, что ее поселили рядом с другими особами ее пола. Да вот только Александр, похоже, питал особую слабость к замужним женщинам. Даже невероятно красивая Джулия Фарнезе не возбуждала его страсти до такой степени, чтобы перевезти ее в Ватикан, пока он не выдал ее за сына своей племянницы Адрианы, бедолагу по имени Орсино Орсини. Его святейшество находил особое удовольствие в том, чтобы нарушать святость брака других мужчин.

Потому, когда мы с Джофре уже собирались разойтись по своим комнатам, я остановилась, снова повернулась к нему и погладила его по гладкой мальчишеской щеке. Джофре лучезарно улыбнулся мне. Его все еще переполнял восторг, вызванный собственным пышным возвращением в родной город. Ему исполнилось пятнадцать, и он наконец-то сравнялся со мною в росте, но продолжал носить длинные вьющиеся локоны. Задержав ладонь у его теплой щеки, я мысленно поклялась, что никогда не позволю его собственному отцу превратить Джофре в рогоносца.