Невеста Борджа - Калогридис Джинн

— Они двинулись к Сенигаллии, — продолжал Джофре. — Папская армия была настолько сильной, что город открыл ворота и сдался без боя. Тут-то и началось самое страшное…— Джофре передернуло. — Мне просто не верится, что у нас с этим человеком одна мать. Он вероломнее турок и кровожаднее того типа в Валахии, которого прозвали Пронзателем. Чезаре не удовольствовался городом в качестве добычи. Он пригласил внутрь всех кондотьеров, сказав, что хочет, чтобы они осмотрели замок и поужинали с ним, дабы отпраздновать победу. Офицеры повиновались. У них не было причин ожидать чего-либо, кроме награды за верность. Но мой брат… Он приказал своим людям окружить их. А городские ворота заперли, и кондотьеры оказались отрезаны от своих людей. К утру Чезаре перебил их всех до единого. Одних удушили, других закололи…

Джофре уронил руки на стол и уткнулся в них лицом.

Я сидела напротив с каменным лицом, пытаясь осознать рассказанную мне ужасную историю. Гордые, знатные семейства, правившие на протяжении столетий, внезапно сделались бессильными, сокрушенными. Теперь Борджа на самом деле полностью контролировали Романью.

Джофре пробормотал, не поднимая головы:

— Отец с Чезаре уже выбрали новых правителей; те лишь ждут распоряжения, чтобы принять власть в этих городах. — Он приподнял голову и с жалким видом добавил: — В Риме чуть ли не каждый день умирают кардиналы. Их богатства идут в церковную казну, а оттуда — на оплату войны. Отец ни о чем другом и не говорит. Он гордится Чезаре, гордится его победами… Я не в силах больше выносить это.

Джофре затрясло — так сильно, что стоящая перед ним тарелка задребезжала.

— Теперь они оба сделались настолько заносчивы! Их ничто не остановит. Поскольку Лукреция уехала в Феррару, ею уже нельзя манипулировать… и они перенесли внимание на меня. Вчера отец заявил, что кое-что из нашего состояния требуется для военных целей. Он говорил про Сквиллаче и другие мои имения в Неаполе, про мои драгоценности и золото — как они могут пригодиться Чезаре и церкви. И звучало это все весьма угрожающе. Я начинаю бояться за свою жизнь… Я ведь бесполезен для них — если не считать денег. Что помешает им сделать меня следующей жертвой?

При виде его трусости я не смогла больше сдерживаться.

— А почему ты так дрожишь, Джофре? Отчего ты так удивлен? Ты ведь никогда не был дураком, однако все эти годы предпочитал оставаться слепым и глухим, не замечая, что происходит вокруг тебя! Ты не хуже меня знаешь, что Перотто и Пантсилея были ни в чем не повинны, а убили их просто потому, что они слишком много знали. Ты промолчал, когда при тебе повесили дона Антонио, гостя кардинала Сфорцы. Ты знал, что Тибр давно готов выйти из берегов, потому что его переполняют трупы жертв твоего отца и брата. И хуже того, ты позволил Чезаре убить твоего брата Хуана и моего Альфонсо и даже не попытался протестовать! Так что не жалуйся мне, своей жене: я живу за тюремными стенами, с женщинами, которых изнасиловал Чезаре! — Джофре испустил жалобный стон.

— Я очень, очень сожалею о том, что все это произошло… но что я могу сделать?

— Был бы ты мужчиной, ты бы освободил меня отсюда, — негромко, но резко произнесла я. — Был бы ты мужчиной, ты давно бы перерезал глотку своим злобным родственникам.

Джофре беспокойно нахмурился, но глаза его вспыхнули яростным огнем. Понизив голос, он признался:

— Тогда я хочу стать мужчиной, Санча. Я хочу получить свободу, уехать в Сквиллаче и до конца своих дней жить там в мире и покое.

Он выразился столь недвусмысленно и столь решительно, что я на некоторое время онемела. Это был тот самый случай, которого я ждала. Но мне нужно было увериться в непреклонности Джофре. Возможно, мне следовало бы выбрать более волевого соучастника. Однако чем дольше я смотрела в преисполненные решимости глаза муж я, тем больше убеждалась, что это и есть моя счастливая возможность.

Наконец я негромко сказала:

— Я могу помочь тебе, муж. Я знаю способ остановить ужас. Но ты должен отречься от Борджа и поклясться в верности мне одной — до самой смерти.

Джофре встал, подошел ко мне, преклонил колени и поцеловал мою туфлю.

— До самой смерти, — сказал он.

ЛЕТО 1503 ГОДА

Глава 37

Мы с Джофре сошлись на том, что ему следует собраться с силами и подождать, пока Чезаре вернется с войны. Иначе Чезаре, услыхав о смерти отца, примчится в Рим и назначит собственного Папу, который будет уступать его требованиям еще быстрее, чем родной отец. Нельзя наносить удар по одному лишь Александру.