Артур и Джордж - Барнс Джулиан

Джин тоже доверяет Артуру, она знает, что он человек чести. И еще она знает — и это еще одна причина любить его и восхищаться им, — что он находится в вечном движении, пишет ли новую книгу, отстаивает ли какое-то благое дело, разъезжает ли по миру или очертя голову бросается в свое последнее увлечение. Никогда ему не быть человеком, чья мечта — вилла в пригороде, пара домашних туфель и садовая лопата; кто с радостью стоял бы у калитки в ожидании мальчишки-газетчика, который доставит ему новости из дальних стран.

И в сознании Джин начинает сформировываться нечто, которое еще рано назвать решением, а скорее остерегающей мыслью. Она была ожидающей девушкой Артура с пятнадцатого марта 1897 года; через несколько месяцев наступит десятая годовщина их встречи. Десять лет, десять лелеемых подснежников. Она предпочитает ожидание Артура самому благополучному браку с любым мужчиной на земном шаре. Однако, побывав его ожидающей девушкой, она не намерена быть его ожидающей женой. Она воображает, что вот они муж и жена, и Артур объявляет о своем немедленном отъезде — в Стоук-Поджес или в Тимбукту, значения не имеет, — чтобы исправить великое зло; и воображает, как отвечает, что скажет Вуди, чтобы он занялся их билетами. Их билетами, скажет она спокойно. Она будет рядом с ним. Будет путешествовать с ним; будет сидеть в первом ряду на его лекции; будет убирать затруднения с его пути и обеспечивать надлежащее обслуживание в отелях, и в поездах, и на пароходах. Она будет ездить верхом бок о бок с ним; или же, учитывая, что она как наездница лучше него, то и немного впереди. Она даже может научиться играть в гольф, если он и дальше будет играть в него. Нет, она не будет одной из тех жен-мегер, которые преследуют своих мужей даже до дверей их клубов; но она будет рядом с ним, словом и делом доказывая, что это место принадлежит ей, пока их не разлучит смерть. Вот какой женой она намерена быть.

Тем временем Артур в бирмингемском поезде напоминает себе о единственном случае в прошлом, когда он взял на себя роль сыщика. Общество Спиритических Изысканий попросило его принять участие в обследовании дома с привидениями в Чармуте в Дорсетшире. Он поехал туда с доктором Скоттом и неким мистером Подмором, профессионалом с большим опытом в подобных делах. Они приняли все положенные меры, чтобы воспрепятствовать обману: заперли все окна и двери, натянули нитки над ступеньками лестницы. Потом две ночи подряд дежурили вместе с хозяином дома. В первую ночь он снова и снова набивал свою трубку и боролся с нарколепсией; но в середине второй ночи, как раз тогда, когда они почти уже оставили всякую надежду, их внезапно ошеломили — и ввергли на мгновение в ужас — звуки бешено передвигаемой мебели где-то совсем рядом. Шум словно бы доносился из кухни, но когда они кинулись туда, помещение оказалось пустым, и все предметы находились на своих местах. Они обшарили дом от погреба до чердака, разыскивая потайные каморки, и ничего не нашли. А двери были все так же заперты, задвижки на окнах задвинуты, нитки целы и невредимы.

Подмор к идее привидения отнесся на удивление негативно, он подозревал, что сообщник хозяина дома прятался где-то за обшивкой стен. В то время Артур согласился с этим выводом. Однако несколько лет спустя дом этот сгорел дотла; и, что еще многозначительнее, в саду был выкопан скелет ребенка не старше десяти лет. Для Артура эта находка изменила все. В случаях, когда юная жизнь насильственно обрывается, часто возникает запас неиспользованной жизненной силы. В подобных случаях неведомое и чудесное наступают на нас со всех сторон; они возникают в переменчивых формах, предостерегая нас об ограниченности того, что мы называем материей. Артуру это представлялось неопровержимым объяснением. Однако Подмор отказался внести соответствующие изменения в свой отчет. Собственно говоря, этот субъект с самого начала вел себя скорее как чертов скептик-материалист, чем эксперт, устанавливающий подлинность спиритических феноменов. Впрочем, к чему обращать внимание на всяких Подморов, когда у тебя есть Крукс, и Майерс, и Лодж, и Альфред Рассел Уоллес? Артур повторил про себя великую формулу: это невероятно, но истинно. Когда он впервые услышал эти слова, они прозвучали как гибкий парадокс, теперь они затвердели в железную уверенность.

Артур встретился с Вудом в отеле «Императорская фамилия» на Темпл-стрит. Там было больше шансов остаться неузнанным, чем в «Гранд-Отеле», где при обычных обстоятельствах он скорее всего остановился бы. Им требовалось свести к минимуму возможность появления дразнящего заголовка на странице светской хроники «Газетт» или «Пост»: ЧТО ШЕРЛОК ХОЛМС ЗАТЕВАЕТ В БИРМИНГЕМЕ?

Первая их вылазка в Грейт-Уайрли была намечена на вторую половину следующего дня. Используя декабрьские сумерки, они доберутся до дома священника елико возможно незаметнее и вернутся в Бирмингем сразу же после завершения своего дела там. Артур сгорал от желания посетить театрального костюмера и обзавестись накладной бородой для этой экспедиции, но Вуд возразил. Он считал, что в результате это привлечет к ним больше внимания, а не меньше: безусловно, посещение костюмера гарантирует нежеланную заметку в местной прессе. Поднятый воротник, кашне и газета перед глазами в поезде вполне позволят им достигнуть Уайрли незамеченными; а оттуда они просто пройдутся до дома священника по плохо освещенному проселку, будто…

— Будто кто? — спросил Артур.

— Но нужно ли нам притворяться? — Вуд и с практической, и с психологической точки зрения не понимал, почему его патрон так настаивал на переодевании. По его мнению, неотъемлемое право англичанина состоит в том, чтобы предложить посторонним — и особенно со вкусом к сплетням — не лезть не в свое дело.

— Непременно. Ради нас же самих. Мы должны. Мы должны думать о себе, как… о… м-м-м… вот-вот!., как об эмиссарах Церковной комиссии, приехавших в ответ на доклад местного священника о состоянии Святого Марка.

— Но это же относительно новая церковь солидной постройки, — возразил Вуд. Затем он перехватил взгляд своего патрона. — Ну, если вы настаиваете, сэр Артур.

На платформе Нью-стрит под вечер следующего дня они выбрали вагон с таким расчетом, чтобы в Уайрли и Чёрчбридже сойти как можно дальше от станционного здания. С помощью этой стратагемы они надеялись избежать любопытствующих взглядов других сходящих там пассажиров. Но по прибытии туда никто больше с поезда не сошел, и потому церковные самозванцы оказались под особо взыскующим взором начальника станции. Оборонительно подтянув кашне над усами, Артур ощутил прилив почти проказливости. Ты меня не знаешь, думал он, но я тебя знаю: Альберт Эрнест Мерримен, сын Сэмюэля. Что за приключение!

Он последовал за Вудом по темному проселку. В одном месте они обошли стороной пивную, но единственным признаком жизни там был вольготно развалившийся на крыльце мужчина, старательно жующий свою кепку. Через восемь-девять минут, лишь изредка поникая под газовым фонарем, они приблизились к тусклой массивности Святого Марка с высокой двускатной крышей. Вуд повел своего патрона вдоль южной стены настолько близко, что Артур успел заметить в серости камней фиолетово-красные прожилки. Когда они миновали вход, взгляду открылись два здания примерно в тридцати ярдах от западного угла церкви: справа — школьное с еле заметным ромбовидным узором из более светлых кирпичей, слева — более солидный дом священника. Несколько секунд спустя Артур поглядел на широкую ступеньку, где пятнадцать лет назад был положен ключ от уолсоллской школы. Когда он взялся за дверной молоток, примериваясь, как постучать не чересчур громко, он представил себе более грохочущее появление инспектора Кэмпбелла с его отрядом особых констеблей и сумятицу, которую они внесли в этот тихий дом.

Священник, его жена и дочь ожидали их. Сэр Артур немедленно определил источник простых вежливых манер Джорджа, а также его самодостаточности. Семья была рада его приходу, но без восторженности, сознавала его славу, но без благоговейности. Он испытал облегчение, вопреки обыкновению оказавшись в обществе трех людей, не прочитавших, он готов был побиться об заклад, ни единой из его книг.

Священник был более светлокожим, чем его сын, с плоской макушкой, лысеющий от висков, с оттенком бульдожести в характере. Джордж унаследовал его рот, но вот глаза выглядели одновременно и более красивыми, и более восточными.

Достаются толстые пачки документов. Артур наугад вытаскивает конверт: письмо из одного листа, сложенного в четыре плотно исписанные странички.

«Мой дорогой Сапурджи, — читает он, — имею большое удовольствие сообщить тебе, что наше намерение теперь пересмотреть преследования священника!!! (позор Грейт-Уайрли)». — Уверенный почерк, подумал он, а не просто четкий. — «…некий приют для умалишенных ближе, чем в сотне миль от твоего трижды проклятого дома… и что ты будешь насильно увезен, если позволишь себе выражать свое мнение». — Пока ни единой орфографической ошибки. — «Я пошлю двойное количество самых адских открыток при первом же удобном случае от твоего имени и от имени Шарлотты». — Шарлотта — предположительно жена священника. — «Месть тебе и Бруксу…» — Фамилия знакомая по его розыскам. — «…послал письмо от его имени в „Курьер“, что он не станет отвечать за долги своей жены… Повторю, постановления о сумасшествии не потребует, чтобы тебя забрали, поскольку эти личности наверняка тебя арестуют».