Артур и Джордж - Барнс Джулиан

«Мой дорогой Сапурджи, — читает он, — имею большое удовольствие сообщить тебе, что наше намерение теперь пересмотреть преследования священника!!! (позор Грейт-Уайрли)». — Уверенный почерк, подумал он, а не просто четкий. — «…некий приют для умалишенных ближе, чем в сотне миль от твоего трижды проклятого дома… и что ты будешь насильно увезен, если позволишь себе выражать свое мнение». — Пока ни единой орфографической ошибки. — «Я пошлю двойное количество самых адских открыток при первом же удобном случае от твоего имени и от имени Шарлотты». — Шарлотта — предположительно жена священника. — «Месть тебе и Бруксу…» — Фамилия знакомая по его розыскам. — «…послал письмо от его имени в „Курьер“, что он не станет отвечать за долги своей жены… Повторю, постановления о сумасшествии не потребует, чтобы тебя забрали, поскольку эти личности наверняка тебя арестуют».

А затем четырьмя строчками лесенкой издевательское прощание:

С пожеланием тебе веселого Рождества и Нового года

Остаюсь, как всегда,

— Омерзительно, — сказал сэр Артур.

— Которое из них?

— Одно от Сатаны.

— Да, — сказал священник, — корреспондент усердный.

Артур ознакомился еще с несколькими образчиками. Одно дело было слышать про анонимные письма и даже читать отрывки из них в прессе. Тогда они казались детскими шалостями. И совсем другое, обнаружил он, держать такое письмо в руке, сидя с его получателями. Первое было гнусностью с этим подлым упоминанием жены священника по имени. Работа сумасшедшего, пожалуй, но сумасшедшего с четким, хорошо поставленным почерком, способного ясно выражать свою извращенную ненависть и безумные планы. Артура не удивило, что семья Идалджи начала по вечерам запирать все двери.

— «Веселого Рождества», — прочел Артур вслух, все еще словно не веря своим глазам. — И у вас нет подозрений, кто мог бы написать эти отвратительные выпады?

— Подозрений? Никаких.

— Служанка, которую вам пришлось прогнать?

— Она уехала отсюда. Уже очень давно.

— Ее родные?

— Ее родные — порядочные люди. Сэр Артур, как вы понимаете, мы с самого начала много об этом думали. Но никаких подозрений у меня нет. Сплетен и слухов я не слушаю, но если бы и так, чему это помогло бы? Сплетни и слухи были причиной заключения моего сына в тюрьму, и у меня нет желания, чтобы кто-то претерпел то, что пришлось терпеть ему.

— Если только он не был бы виновен.

— Справедливо.

— А этот Брукс? Он бакалейщик и еще торгует скобяными товарами.

— Да. Он тоже некоторое время получал такие же анонимные письма. И относится к ним более флегматично. Или бездеятельно. Во всяком случае, в полицию он обращаться не хочет. На железной дороге было какое-то происшествие, связанное с его сыном и другим мальчиком, — подробностей я уже не помню. Брукс ни в коем случае не захочет сделать наше дело общим. В округе к полиции относятся без уважения, должен сказать вам. Чистая ирония, что из всех местных жителей именно наша семья была наиболее склонна доверять полиции.

— А также главному констеблю.

— Его позиция была… не сочувственной.

— Мистер Эйдалджи, — Артур специально постарался, произнося его фамилию, — я намерен выяснить почему. Я намерен вернуться к самому началу дела. Скажите мне, кроме прямых преследований, сталкивались ли вы с какой-либо другой враждебностью с тех пор, как приехали сюда?

Священник вопросительно смотрит на жену.

— Выборы, — отвечает она.

— Да, верно. Я не раз одалживал школьный зал для политических собраний. У либералов возникли трудности с получением зала. Я сам либерал… Были жалобы некоторых особенно консервативных прихожан.

— Что-нибудь сверх жалоб?

— Один или двое перестали посещать Святого Марка, это правда.

— А вы продолжали предоставлять зал?

— Разумеется. Но не хотел бы преувеличивать. Я говорю о протестах, настойчиво выраженных, но вежливо. Я говорю не об угрозах.

Сэра Артура восхитила щепетильная точность священника; а также полное отсутствие жалости к себе. Те же качества он заметил и у Джорджа.

— Капитан Энсон был как-то к этому причастен?

— Энсон? Нет, это же чисто местное. Он оказался причастен только позднее. Я включил его письмо для вашего ознакомления.

Затем Артур перебрал с семьей Джорджа все происшествия с августа по октябрь 1903 года, не уловит ли он какой-нибудь непоследовательности, упущенной детали или противоречия в фактах.

— Задним числом остается только пожалеть, что вы не отправили инспектора Кэмпбелла с его людьми восвояси, пока они не получили ордера на обыск, а сами тем временем к моменту их возвращения пригласили бы солиситора.

— Но ведь это было бы поведением виновных. Нам было нечего скрывать. Мы знали, что Джордж ни в чем не виноват. Чем раньше полиция провела бы обыск, тем быстрее они могли бы предпринять плодотворные розыски. Инспектор Кэмпбелл и его люди, во всяком случае, вели себя вполне корректно.

Однако не все время, подумал Артур. Он что-то недопонимал в этом деле, что-то, связанное с этим визитом полиции.

— Сэр Артур (миссис Идалджи, худенькая, беловолосая с тихим голосом), можно мне сказать две вещи? Во-первых, как приятно услышать в этих местах шотландский голос. Я правильно распознала Эдинбург?

— Совершенно верно, сударыня.

— Вторая касается моего сына. Вы ведь встретились с Джорджем.

— И он произвел на меня большое впечатление. Я мог бы назвать многих и многих, кто не сохранил бы такую крепость духа и тела после трех лет в Льюисе и Портленде. Он делает вам честь.

Миссис Идалджи светло улыбнулась этому комплименту.

— Больше всего Джордж хотел бы получить возможность вернуться к своим занятиям солиситора. Он никогда ничего другого не хотел. Возможно, из-за этого ему сейчас тяжелее, чем было в тюрьме. Тогда все было ясным. А сейчас он в подвешенном состоянии. Его не могут вернуть в список, пока с его имени не будет смыто пятно.

Ничто не могло бы гальванизировать Артура сильнее, чем просьба, произнесенная кротким пожилым шотландским голосом.

— Будьте спокойны, сударыня. Я намереваюсь поднять колоссальный шум. Я намерен поднять бучу. Кое-кто лишится сна к тому времени, когда я покончу с ними.

Но, видимо, миссис Идалджи предпочла бы получить не это обещание.

— Я так и полагала, сэр Артур, и мы благодарны вам за это. Но я говорила о другом. Джордж, как вы заметили, мальчик, вернее, молодой человек, наделенный стойкостью. Правду сказать, его стойкость удивила нас обоих. Мы считали его более слабым. Он твердо решил опровергнуть эту несправедливость. Но это все, чего он хочет. Он меньше всего хочет привлечь внимание к себе. Он меньше всего хочет стать борцом за какое-то дело. Он ничего не представляет. Он хочет вернуться к работе. Он хочет самой обычной жизни.

— Он хотел бы жениться, — добавила дочь, до тех пор хранившая полное молчание.

— Мод! — В голосе священника было больше удивления, чем попрека. — Как так? С каких пор? Шарлотта, ты что-нибудь про это знала?

— Папа, не волнуйтесь. Я хотела сказать, что он думает о браке в общем смысле.

— В общем смысле, — повторил священник. Он посмотрел на своего именитого гостя. — Вы полагаете, это возможно, сэр Артур?

— Сам я, — ответил Артур со смешком, — был женат вполне конкретно. Это единственная известная мне система, и я порекомендовал бы именно ее.

— В таком случае, — и тут священник улыбнулся в первый раз, — мы должны запретить Джорджу вступить в брак в общем смысле.

Вернувшись в отель «Императорская фамилия», Артур и его секретарь съели поздний ужин и удалились в пустую курительную. Артур разжег свою трубку и следил, как Вуд закуривает сигарету дешевого сорта.

— Прекрасная семья, — сказал сэр Артур. — Скромная. Внушающая уважение.

— Вполне.

Артура вдруг охватило дурное предчувствие, порожденное словами миссис Идалджи. Что, если их появление на сцене породит новые преследования? В конце-то концов, Сатана, Бог Сатана, все еще без помех натачивает и свое перо, и свой изогнутый инструмент с вогнутыми сторонами. Бог Сатана — насколько особо отталкивающими становятся извращения утвердившейся религии, едва она вступает в свой неизбежный упадок. Чем быстрее все здание будет снесено, тем лучше.

— Вуди, позвольте мне использовать вас как резонатор. — Он не подождал ответа, но его секретарь не думал, что ответ требуется. — В этом деле есть три аспекта, которые мне пока непонятны. Пропуски, которые необходимо заполнить. И первый: почему Энсон ополчился против Джорджа Идалджи? Вы видели его письма священнику. Угрожавшие тюрьмой школьнику.