Пассажир из Франкфурта - Кристи Агата

Леди Матильда чуть не перекрестилась.

— Орден Мертвой Головы, — произнесла Большая Шарлотта.

Медленно, еле-еле передвигая ноги, она пересекла комнату и показала на стену, где в золоченой рамке, увенчанной черепом, висел орден Мертвой Головы.

— Взгляни, это мое самое ценное сокровище. Когда сюда приходит мой отряд золотой молодежи, они отдают ему честь. А в архивах замка есть тома его хроники.

Некоторые из них можно читать, только имея крепкие нервы, но с этим необходимо свыкнуться: газовые камеры, камеры пыток и все то, о чем говорили на Нюрнбергском процессе. Но это была великая традиция. Обретение силы через боль. Они были хорошо натренированы, эти мальчики, чтобы не дрогнуть, не отступить и не поддаться минутной слабости. Даже Ленин, проповедуя свою марксистскую доктрину, провозгласил: «Прочь мягкотелость!» Это было одним из главных его принципов при создании совершенного государства. Однако мы мыслили слишком узколобо. Мы замыкали нашу великую мечту только на великой немецкой нации. Но ведь есть и другие нации, и они тоже могут достичь величия через страдание и насилие.

Мы должны уничтожить все мягкотелые законы, все унизительные формы религии. Есть религия силы, старая религия викингов. И у нас есть вождь, хотя еще молодой, но с каждым днем набирающий силу. Как там сказал кто-то из великих? Дайте мне инструменты, и я все сделаю. Что-то в этом духе. У нашего вождя уже есть инструменты, и их будет еще больше. У него будут самолеты, бомбы, средства химической войны, будут солдаты, будет транспорт, будет флот и топливо. У него будет то, что можно назвать лампой Аладдина: потрешь — и тут же появляется джинн. Все в твоих руках: средства производства и средства обогащения. Наш юный вождь — вождь по рождению и по призванию. У него все это есть. — Она захрипела и закашлялась.

— Давай я тебе помогу, — сказала леди Матильда и повела ее, поддерживая, назад к креслу.

С трудом сдерживая дыхание, Шарлотта села:

— Грустно быть старой, но я еще долго проживу — достаточно, чтобы увидеть триумф нового мира. Именно это и нужно твоему племяннику. Я позабочусь об этом. Власть в своей стране, он ведь к ней стремится?

Ты готова поддержать там наше движение?

— Когда-то у меня было влияние, но сейчас… — Леди Матильда печально покачала головой. — Все в прошлом.

— Все вернется, моя дорогая, — заверила ее подруга, — ты правильно сделала, что приехала ко мне. У меня есть некоторое влияние.

— Это великое дело, — сказала леди Матильда. Она вздохнула и тихо произнесла:

— Юный Зигфрид.

— Надеюсь, вам было приятно повидать свою старинную подругу, — сказала Эми, когда они ехали назад в гостиницу.

— Если бы ты слышала, какую чепуху я молола, то не поверила бы своим ушам, — ответила леди Матильда Клекхитон.

— Известия из Франции очень плохие, — сказал полковник Пайкавей, стряхивая со своего мундира облачко сигарного пепла. — Я слышал, как Уинстон Черчилль говорил это во время прошлой войны. Вот человек, который умел говорить ясно и понятно и не больше чем следует. Это выглядело очень впечатляюще. Нам сообщали только то, что мы должны были знать. Что ж, с тех пор прошло много времени, но теперь я повторяю те же слова: известия из Франции очень плохие.

Он откашлялся и вновь стряхнул с себя пепел.

— Известия из Италии очень плохие. Известия из России, я полагаю, могли бы быть очень плохими, если бы русские об этом сообщали. У них там тоже неприятности. По улицам маршируют отряды студентов, разбивают витрины, атакуют посольства. Известия из Египта очень плохие. Известия из Иерусалима очень плохие. Известия из Сирии очень плохие. Это все более или менее нормально, так что особенно беспокоиться не стоит. А вот известия из Аргентины, я бы сказал, странные. Действительно, очень странные. Аргентина, Бразилия и Куба объединились. Называют себя Федеральными Штатами золотой молодежи или что-то в этом роде. У них есть армия. Хорошо обученная, хорошо вооруженная, с прекрасным командованием. У них есть самолеты, у них есть бомбы, чего только у них нет! И кажется, они даже знают, как со всем этим обращаться, что еще более ухудшает дело. Кроме того, там повсюду толпы поющих людей. Они распевают шлягеры, старые народные песни и давно забытые боевые гимны. Они движутся вперед, прямо как Армия спасения. Нет, никакого богохульства, я не критикую Армию спасения. Она принесла очень большую пользу. И девушки, такие симпатичные в своих чепчиках.

Он помолчал немного и продолжал:

— Я слышал, нечто подобное происходит и в цивилизованных странах, в том числе и у нас. Надеюсь, некоторых из нас все еще можно назвать цивилизованными? Помнится, на днях один из наших политиков заявил, что мы — великолепная нация, и главным образом потому, что мы либеральны, мы участвуем в демонстрациях, мы бьем стекла, мы избиваем любого, если не находим себе занятия получше, мы боремся с удовольствием, демонстрируя жестокость, и с нравственной чистотой, сбрасывая с себя одежду. Уж не знаю, о чем он думал, когда все это говорил, политики редко это объясняют, но выразиться цветисто они умеют. На то они и политики.

Он замолчал и посмотрел на своего собеседника.

— Печально, весьма печально, — ответил сэр Джордж Пэкхем.

— Даже не верится, это так тревожно, я даже не знаю… Это все ваши новости? — жалобно спросил он.

— Неужели этого недостаточно? Вам трудно угодить.

Мировая анархия в разгаре, вот что мы имеем. Она еще немного нестабильная, не вполне установившаяся, но уже близка к тому, очень близка.

— Но ведь можно же что-то сделать?

— Это не так-то просто. Слезоточивый газ может на какое-то время остановить бунт и дать полиции передышку. И естественно, у нас полно бактериологического оружия, и атомных бомб, и всяких прочих милых штучек. Но как вы думаете, что произойдет, если мы пустим их в дело? Массовое убийство всех этих марширующих девчонок и мальчишек, а также домохозяек, которые вышли в магазин, и пенсионеров, что сидят дома, и изрядной части наших напыщенных политиканов, которые говорят, что у нас никогда не было такой замечательной ситуации, а вдобавок — и нас с вами.

Ха-ха! И все-таки, — добавил полковник Пайкавей, — если вас интересуют только новости, то, насколько я понимаю, у вас самого сегодня появятся какие-то свежие известия. Совершенно секретная информация из Германии, господин Генрих Шписс собственной персоной.

— Откуда вы узнали?! Предполагается, что это абсолютно…

— Мы здесь все знаем, — прервал его полковник Пайкавей и привычно добавил:

— Для того нас здесь и держат. Наверное, он привез с собой какого-нибудь нудного доктора, — добавил он.

— Да, доктора Райхардта. Я полагаю, он большой ученый…

— Нет, врач. Из психиатрической клиники.

— О боже, неужели психиатр?

— Возможно. Психиатрическими больницами обычно заведуют психиатры. Если повезет, он сумеет обследовать головы некоторых наших горячих парней. Они набиты немецкой философией, идеями покойных французских писателей и так далее и тому подобное. Может быть, ему позволят обследовать некоторые светлые головы из тех наших светочей юриспруденции, которые председательствуют в судах и заявляют, что мы должны быть очень осторожны, чтобы не повредить личность молодого человека, — а вдруг, понимаете ли, ему придется зарабатывать себе на жизнь! Мы были бы гораздо в большей безопасности, если бы их содержало государство, и тогда бы они разошлись по домам, сидели бы там, не работая, и наслаждались чтением философских трудов. Однако я несовременен. Я это знаю, и нет необходимости мне об этом говорить.

— Приходится учитывать новый образ мышления, — заметил сэр Джордж Пэкхем. — Чувствуешь, то есть надеешься, то есть как бы это выразиться…

— Наверное, вам очень неприятно, когда вы затрудняетесь в подборе нужного слова, — сказал полковник Пайкавей.

На его столе зазвонил телефон. Полковник снял трубку, послушал и передал ее сэру Джорджу.

— Да? — сказал сэр Джордж в трубку.

— Да? Да-да, я согласен. Я думаю… нет, нет, только не в министерстве внутренних дел. Нет. Вы имеете в виду, конфиденциальным образом? Ну что ж, я полагаю, нам лучше использовать… э… — Сэр Джордж вопросительно посмотрел на полковника.

Здесь нет жучков, — подбодрил его полковник Пайкавей.

— Пароль «Голубой Дунай», — продолжил сэр Джордж Пэкхем громким хриплым шепотом.

— Да-да.

Со мной будет полковник Пайкавей. О да, конечно.

Да-да, поговорите с ним. Да, скажите, что вам обязательно нужно, чтобы он приехал, но пусть он имеет в виду, что наша встреча должна быть абсолютно конфиденциальной.

— Тогда мы не можем ехать в моей машине, — заметил Пайкавей, — она слишком хорошо известна.

— Генри Хоршем заедет за нами на «фольксвагене».

— Прекрасно. Вы знаете, все это очень интересно.