Пассажир из Франкфурта - Кристи Агата

— Вы считаете себя благоразумными?

— Да, мы так считаем.

Второй юноша негромко засмеялся:

— Мы надеемся, что вы с нами согласитесь.

— Не уверен. Слишком уж свободно вы здесь разговариваете.

— Но это же ваша гостиная!

— Да, да, это моя квартира, и это моя гостиная. Но то, что вы говорите, и то, что, возможно, собираетесь сказать, может быть неблагоразумным как для вас, так и для меня.

— О! Кажется, я понимаю, к чему вы клоните.

— Вы мне что-то предлагаете. Другую жизнь, новую карьеру. И вы предлагаете разорвать определенные связи, то есть некоторым образом проявить нелояльность.

— Мы не просим вас переметнуться на сторону какой-нибудь другой страны, если вы имеете в виду это.

— Нет, нет, я понимаю, что это не приглашение в Россию, или в Китай, или в какие-то другие страны, но я думаю, что ваше предложение связано с некоторыми иностранными интересами. Я недавно приехал из-за границы. Кстати, очень интересная была поездка. Так вот, я кое-что хочу вам сказать: с тех пор, как я вернулся в Англию, я ощущаю за собой слежку.

— Слежку? Может, вам это просто кажется?

— Да нет, не думаю. В ходе своей карьеры я научился различать такие вещи. Я бывал в некоторых довольно отдаленных и, так сказать, интересных местах. Вы решили зайти ко мне, чтобы прощупать, не соглашусь ли я на некоторое предложение. Однако безопаснее было бы встретиться в каком-нибудь другом месте.

Он встал, открыл дверь в ванную и пустил воду.

— В фильмах, которых я в свое время насмотрелся, — сказал он, — если кто-то не хотел, чтобы его подслушали в помещении, где установлены жучки, то он отворачивал водопроводные краны. Без сомнения, я немного старомоден, и существуют более надежные методы, используемые в таких ситуациях. Но по крайней мере, сейчас мы могли бы говорить более открыто, хотя я все равно считаю, что нам следует соблюдать осторожность. Южная Америка очень интересная страна. Там образовалась Федерация южноамериканских стран (одно из ее названий — Испанское золото), в нее входят Куба, Аргентина, Бразилия, Перу и еще пара стран, пока еще не окончательно установившихся, но уже возникших. Да, это очень интересно.

— А что вы думаете по поводу темы разговора? — спросил подозрительный Джим Брюстер. — Что вы скажете?

— Я по-прежнему буду осторожным, — ответил сэр Стэффорд. — Вы будете больше мне доверять, если я не стану выражаться необдуманно. Так что мы прекрасно можем поговорить, выключив воду в ванной.

— Закрой воду, Джим, — приказал Клифф Бент.

Джим неожиданно улыбнулся и повиновался. Стэффорд Най выдвинул ящик стола и достал дудочку.

— Я еще не вполне с ней освоился, — сказал он, поднес дудку к губам и заиграл мелодию.

Вернулся хмурый Джим Брюстер:

— Это еще что? Мы что, собираемся устроить здесь идиотский концерт?

— Заткнись, — оборвал его Клифф Бент. — Невежда, ты ничего не понимаешь в музыке.

Стэффорд Най улыбнулся.

— Я вижу, вы разделяете мое увлечение музыкой Вагнера, — сказал он. — В этом году я был на Фестивале молодежи и в полной мере насладился концертами.

Он снова наиграл тот же мотив.

— Я этой мелодии не знаю, — сказал Джим Брюстер. — Это может быть Интернационал, или «Красное знамя», или «Боже, царя храни», или «Янки-дудл», или «Звездный флаг». Что это, черт побери?

— Это мотив из оперы, — объяснил Кетелли, — и закрой рот. Мы знаем все, что нам нужно знать.

— Зов рожка юного героя, — пояснил Стэффорд Най.

Он выбросил вверх руку в быстром жесте, который раньше означал «Хайль Гитлер», и очень тихо сказал:

— Новый Зигфрид. Все трое встали.

— Вы совершенно правы, — сказал Клиффорд Бент. — Я думаю, нам всем следует вести себя очень осторожно.

Они обменялись рукопожатиями.

— Мы рады, что вы будете с нами. Один из тех, кто понадобится этой стране в будущем, ее великом будущем, я надеюсь, — первоклассный министр иностранных дел.

Стэффорд Най проводил их до дверей и постоял, глядя, как они вошли в лифт.

Он странно улыбнулся, закрыл дверь, кинул взгляд на часы на стене и устроился в удобном кресле — ждать…

Его мысли вернулись к тому дню, неделю назад, когда он и Мэри-Энн разными рейсами вылетали из аэропорта Кеннеди. Они стояли и никак не могли начать разговор. Первым нарушил молчание Стэффорд Най:

— Как вы думаете, мы с вами когда-нибудь встретимся?

— Почему нет, разве есть какие-то препятствия?

— Я думаю, препятствий полно.

Она посмотрела на него и тут же отвела взгляд.

— Приходится расставаться. Это часть работы.

— Работа! Для вас всегда существует только работа, да?

— Так нужно.

— Вы — профессионал, я — лишь любитель. Вы… — Он прервался. — Кто вы? Что вы? Я ведь этого так и не знаю, не правда ли?

— Да.

Он посмотрел на нее и увидел в ее глазах грусть, почти боль.

— Значит, мне придется… не знаю… Вы считаете, я должен вам доверять?

— Нет, вовсе нет. Это одна из тех вещей, которым научила меня жизнь. Никому доверять нельзя. Помните это, помните всегда.

— Значит, таков ваш мир? Мир недоверия, страха, опасности?

— Я хочу остаться в живых, и я жива.

— Я знаю.

— Я хочу, чтобы и вы остались в живых.

— Я доверился вам — во Франкфурте…

— Вы рисковали.

— Рискнуть стоило. Вы знаете это не хуже меня.

— Вы имеете в виду, потому что…

— Потому что теперь вы меня знаете. Ну вот… Объявляют мой рейс. Наша дружба, которая началась в аэропорту, суждено ли ей закончиться здесь, в другом аэропорту? Куда вы летите? Чем будете заниматься?

— Тем, чем должна заняться. В Балтиморе, в Вашингтоне, в Техасе. Буду делать то, что мне поручили.

— А я? Мне-то ничего не поручили. Я должен вернуться в Лондон, и что мне там делать?

— Ждать.

— Чего ждать?

— Предложений, которые вы почти определенно получите.

— А что я должен делать дальше?

Она улыбнулась той веселой улыбкой, которую он так хорошо знал:

— Будете играть по слуху. Вы сами догадаетесь, что следует делать. Вам понравятся люди, которые к вам придут. Их тщательно отберут. И нам очень важно знать, кто они такие.

— Мне пора. Прощайте, Мэри-Энн.

— Auf Wiedersehen.[10]

В лондонской квартире зазвонил телефон. Исключительно удачный момент, подумал Стэффорд Най.

Звонок прервал его воспоминания как раз в момент их прощания.

— Auf Wiedersehen, — пробормотал он, поднимаясь с кресла, чтобы снять трубку. — Пусть будет так.

Он услышал голос и тотчас же узнал его по присущей ему хрипотце.

— Стэффорд Най?

Он выдал требуемый ответ:

— Нет дыма без огня.

— Мой доктор настаивает, чтобы я бросил курить.

Бедняга, — сказал полковник Пайкавей, — лучше бы ему отказаться от этой мысли. Новости есть?

— О да. Мне обещано тридцать сребреников.

— Проклятые свиньи!

— Да-да, не волнуйтесь.

— И что вы ответили?

— По совету моей старой тетушки я сыграл им на дудочке мотив Зигфрида. Все прошло замечательно.

— Это просто безумие!

— Вы знаете песню «Хуанита»? Мне тоже следует ее выучить, вдруг понадобится.

— Вы знаете, кто такая Хуанита?

— По-моему, да.

— Хм, интересно… В прошлый раз я слышал о ней в Балтиморе.

— Как там ваша греческая девушка, Дафна Теодофанос? Интересно, где она теперь?

— Сидит где-то в аэропорту в Европе и, может быть, ждет вас.

— Большинство европейских аэропортов, кажется, закрыты, потому что они либо взорваны, либо так или иначе повреждены. Взрывчатка, бандиты, бурное веселье.

— Я про это мало знаю, помню только про тот поход, в который отправился Ричард Львиное Сердце. Но в некотором роде вся эта ситуация напоминает Крестовый поход детей. Сначала идеализм, идеи христианского мира, освобождающего святой город от язычников, а в конце — смерть, смерть и еще раз смерть. Почти все дети погибли или были проданы в рабство. Сейчас все закончится точно так же, если мы не придумаем, как выручить их из этой заварухи.

— Я решил было, что вы тут уже все поумирали, — сказал адмирал Блант и фыркнул.

Это замечание относилось не к дворецкому, которого ему хотелось бы видеть в проеме этой парадной двери, а к молодой женщине, фамилию которой он никак не мог запомнить.

— На прошлой неделе я звонил вам по меньшей мере четыре раза. Уехали за границу, вот что мне ответили.

— Мы и были за границей. Мы только что вернулись.

— Матильде не следовало бы шататься по заграницам, в ее-то годы. В этих современных самолетах можно умереть от высокого давления, или сердечного приступа, или чего-нибудь еще в этом духе. Снуют туда-сюда, набитые взрывчаткой, которую в них подкладывают арабы, или евреи, или кто-нибудь еще. На безопасность теперь надеяться не приходится.