Компания чужаков - Уилсон Роберт

— Преподает арифметику, — в изумлении повторил Крейг. — Он мог раскусить диофантовы уравнения перед завтраком! Что за глупость?

— Он говорит, это и значит быть коммунистом.

— Господи, разве для этого обязательно учить бездомных детишек делению в столбик?

— Людям нужно именно это. Чтобы торговать рыбой, нет надобности в диофантовых уравнениях.

Брови Крейга чуть не отвалились от скуки.

— Салазар еще не помер? — осведомился он.

— Нет, но из строя выбыл.

— Этот человек загнал страну обратно в Средневековье, — проворчал Крейг. — В тысяче миль от его больничной койки ходуном ходит Париж, бунтуют студенты. Вся европейская молодежь стронулась с места. У нас тут культурная революция, а Пиренейский полуостров остается в руках паршивых викторианцев, которые разбрасываются деньгами в попытке удержать империю, а народ томят в доиндустриальном рабстве, ломая людям спину. Им уже не оправиться. Прошу прощения, Анна, я заболтался… Здорово поднимает настроение такая вот речуга против наших старинных приятелей-фашистов.

— Андреа. Я тебе об этом писала.

— Да-да, разумеется, Андреа. А почему?

— Во время войны я была оперативным агентом британской разведки в Лиссабоне.

— Господи Боже!

— В силу сложившихся обстоятельств и чтобы не вызывать лишних осложнений, мне пришлось выйти замуж под тем же именем, под которым я работала. Так я и осталась Анной Эшворт на двадцать четыре года. Теперь я начинаю все сначала, новая жизнь для Андреа Эспиналл.

Кажется, на этот раз ей удалось зацепить Крейга. Ребята из Блетчли-парка^[22] редко участвуют в действиях на передовой. Взломать шифры противника — здорово, но быть настоящим шпионом — вот блеск! В глазах Крейга вновь загорелся тот огонек, который Анна видела в первую их встречу, и этот луч приковал ее к кровати, где она сидела, бедра свела какая-то необычная судорога.

— Тебе повезло, что не потребовалось доказывать свою математическую квалификацию.

— Тебе повезло, — откликнулась она, втягиваясь в игру, растопырив в воздухе пальцы, словно искала опору для шаткой уверенности в себе. — Тебе повезло, что я попала сюда. Меня звали на работу.

— Кто?

— Компания — так мы себя называем. Британская служба разведки, знаменитая Сикрет интеллидженс сервис. Мама тоже на них работала, все коллеги явились на ее похороны. Кое-кого из них я знаю еще по Лиссабону. Им нужны люди.

Крейг откинулся к спинке стула. Анна вытянулась поперек кровати, запрокинула голову, слегка опираясь подбородком на пальцы, затянулась сигаретой и попыталась сообразить, относится ли такая поза к числу соблазнительных. Как будто ее этому учили…

— Темная лошадка, — протянул он.

— Да, я темная, — беззвучно подтвердила она.

Крейг засмеялся, пытаясь скрыть внезапную застенчивость: кровь прилила к отдельным участкам тела, к горлу и паху, ни слюну проглотить, ни ноги скрестить поудобнее.

Мать ошибалась. Секс тоже революционизировался за последние двадцать лет, или же Роули был куда более изобретательным партнером, нежели супруг Анны. После первого поцелуя Андреа потянулась к пепельнице, чтобы загасить сигарету, но Крейг дал ей знак: продолжай курить. Он сунул руки ей под юбку, и Андреа почувствовала, как дрожат ладони, нащупывая подвязки, касаясь обнаженной кожи над краем чулок. Неожиданно резким движением он стянул с нее трусики, опустился на колени перед кроватью, уткнулся лицом между ее бедер, а обеими заскорузлыми ладонями подхватил Андреа под ягодицы, притянул к себе.

Любовью он занимался со знанием дела, без смущения отдавал те или иные приказы. Отношения учитель-ученик были перенесены и в эту сферу; Крейг учил ее обращаться с мужчиной, как тренер по теннису учит новичка держать ракетку. Не надо закрывать глаза, симулируя экстаз, шептал он ей, надо широко их раскрыть и смотреть прямо на него, особенно в тот момент, когда она в свою очередь опускается перед ним на колени. Смущение, похоть, неприязнь… Ее бросало из жара в ледяной холод и тут же обратно. За несколько часов она перепробовала множество вещей, о каких Луиш, вероятно, понятия не имел, она открыла в себе такие глубины физиологии, такое острое плотское желание, которое не могло ее не пугать, но и радости в этом было немало.

Под утро Андреа заснула, а проснулась в одиночестве. За окном было темно, и казалось, что рассвет еще не наступил, хотя на самом деле вскоре пробило одиннадцать. Она провела пальцем по губам, опухшим, чувствительным к малейшему прикосновению. Ноги не слушались, как будто накануне она весь день провела в седле. Что сердце? Трясется и ликует. Что голова? Стыдится и хочет еще.