Смерть на брудершафт (фильма 5-6) - Акунин Борис

– Да брось ты! Мы же его раскололи! Арестуем, предъявим связного – не отопрется. Не получат австрийцы никакой эстафеты!

– Ты думай, что говоришь. После сигнала «экстренное сообщение» вдруг исчезают и внедренный агент, и посланный к нему связной. Да австрийцы бросят сюда десять, двадцать лучших нюхачей. Они и так, поди, ночами не спят, пытаются определить, с какого направления им ждать удара, а тут такая подсказка… Всё дело провалим. Беда, Вася… Надо докладывать подполковнику. Спасать положение…

Прапорщик проникся серьезностью проблемы. Чистый лоб собрался морщинами.

– Что же делать? Он через пять минут очнется.

– Через семь, – поправил Слива. – Я ж говорю: у меня кулак – хронометр.

А Романов уже знал, как действовать.

– Эх, мне бы ластик…

– В смысле резинку? У меня в планшетке есть. – Калинкин с готовностью достал хорошенький ученический пенал, в котором лежали идеально отточенные карандашики, миниатюрный транспортир, циркулек и каучуковый ластик. Сразу было видно неисправимого отличника.

– Здорово!

Подтерев начало надписи, Романов внес в нее поправку: 

Прапорщик, сопя от умственного напряжения, заглядывал ему через плечо.

– Ну, первые два слова – это я догадался: «Offensive verdächtigt». «Наступление подозревается». Дальше не понимаю.

– «Наступление подозревается». Слово «сильно» убираем. И добавляем: «Provokation möglich» – «Возможна провокация». Про обратную эстафету оставляем. Возможно, у них так заведено – в случаях исключительной важности давать дополнительные сведения незамедлительно.

Он перетасовал колоду, и надпись пропала.

– Одели? Суньте еще и колоду.

За тем, как связной очнется, наблюдали издали, в бинокли.

Нимец зашевелился через шестнадцать минут после удара. Кулак у Сливы действительно был прямо-таки хронометрический.

Контрабандист сел, взялся за голову, помотал ею. Испуганно заозирался. Потом захлопал себя по карманам. Достал карточную колоду, осмотрел. Снова стал оглядываться.

– Не заподозрит? – нервно спросил Калинкин.

– Ништо, – просипел унтер. – Подумает, я на нем Душу отвел, да и пошел себе дале. Подстеречь, конечно, может в темном углу. Он мужик памятливый… Если захочет австриякам о встрече с патрулем доложить, это ему затруднительно будет. Языка-то у Нимца нету, а грамоте он не знает.

Связной наконец встал. По-собачьи встряхнулся, подобрал шапку и скрылся в лесу.

– Итак, в Русиновке как минимум два вражеских агента, – озабоченно подвел итог Романов. – Банщик и Учительница. Первый, разумеется, главный. Поэтому я перераспределяю роли. Слива, вы опытнее. Петренку поручаю вам. Глаз с него не спускать! И чтоб ни в коем случае не заметил. Ну, сами знаете. Ты, Вася, сменишь вольноопределяющегося Левкина около дома Учительницы. Мы ведь еще не выяснили, связана она с Банщиком или работает самостоятельно. Я еду на радиостанцию. Свяжусь с Козловским. Нужно срочно принимать меры. Времени у нас – день. Максимум два…

В роли Хлестакова

В полдень на срочное собрание созвали всех расквартированных в Русиновке офицеров: из штаба, из дивизионного резерва, из вспомогательных и тыловых подразделений. В помещение столовой, откуда выслали всю обслугу, пришли человек тридцать-сорок в звании от полковника до прапорщика. Перед тем как войти, каждый должен был расписаться в книге, что извещен об ответственности за разглашение.

Открыл собрание начальник штаба, пожилой, очень нервный генерал с заглазным прозвищем Тик.

Подергивая бородатым лицом, Тик разрешил садиться и представил докладчика – нового начальника контрразведочного отделения Романова. Вид у генерала был встревоженный, будто он что-то не вполне понимал.

– Сведения, которые вам сообщит подпоручик, абсолютно секретны. Вы, впрочем, расписались и знаете. М-да… Прошу.

Он кивнул контрразведчику и сел в угол, как бы демонстрируя, что и сам является всего лишь слушателем.

Вперед выступил молодцеватый офицерик в сверкающей портупее, солидно откашлялся и для начала произнес бодрую речь патриотического содержания о несокрушимости русского оружия и неизбежности скорой победы над палачами Европы – австро-венгерским императором и германским кайзером.

Трескучее словоблудие подпоручика слушающим не понравилось. К сотрудникам контрразведки в армии и так относились с неприязнью, а уж этот фразер, нахально распускающий перья перед людьми, большинство которых старше по возрасту и званию, выглядел просто пародией на тылового шапкозакидателя.