Компания чужаков - Уилсон Роберт

— Из Антверпена. Работал с алмазами из Бельгийского Конго.

— Не подпускайте к нему Волтерса.

— Это уж ваша задача, а?

— Как его звать?

— Хиршфельд?.. Э… Самуил Хиршфельд, — хмуро ответил Хайн.

Фосс вошел в комнату, обменялся рукопожатием с сутулым человеком, попросил его приготовить необходимые инструменты. Тот молча раскрыл деревянный ларец и выложил на стол весы, гирьки, щипчики, лупу и квадратный лоскут потертого темного бархата.

Постучавшись в кабинет Волтерса, Фосс выждал обязательную паузу, приоткрыл дверь и доложил о прибытии ювелира.

— Ведите его сюда, Фосс, ведите сюда.

— Я велел ему разложить все в соседней комнате.

— Ладно, пусть проверит и взвесит каждый камень, ничего не пропуская.

— Будет исполнено.

— И кто-то должен все время дежурить возле него.

— Будет исполнено.

Волтерс перебросил ему плотный мешочек — небрежно, словно тот был набит прибрежной галькой. Фосс вернулся к ювелиру, попытался угостить его сигаретой, но Хиршфельд отказался и сразу же приступил к работе.

В восемь утра Джим Уоллис сдал рапорт и направился домой. Сазерленд вскоре прочел рапорт и еще долго сидел над ним, покуривая трубку и размышляя. Через полтора часа в посольство поступило шифрованное сообщение от Кардью, и часом позже Роуз и Сазерленд беседовали с Анной на конспиративной квартире поблизости от Ларгу-ду-Рату. Присмотревшись к позе, в которой сидела Анна, — колени сдвинуты, накрыты сверху сумочкой, — Сазерленд убедился в своей правоте: конечно, девица.

Анна подробно рассказала о событиях минувшего дня. Старалась не раздражаться, когда Сазерленд принимался свистеть уже докуренной трубкой. Сазерленд тщательно записал буквы и цифры с обложки дневника. Выспросил марку сейфа, уточнил, имеется ли еще и ключ в дополнение к цифровой комбинации. Пообещал, что Кардью составит для Анны инструкцию, научит открывать сейф. Анна продолжала свой рассказ, повторяя все, о чем уже сообщила Кардью. Уилшир спугнул ее, когда она возилась в кабинете, она удрала через окно, бродила по саду, вернулась через заднюю террасу и там столкнулась с Уилширом. Сазерленд легонько кивал в такт ее словам.

— Вы кое-что упустили, — заявил он, когда Анна закончила отчет.

— Не думаю, сэр.

— Вероятно, это ускользнуло из вашей памяти.

— Уверена, что ничего не пропустила.

В тесной зашторенной комнате Анна сильно вспотела. После яркого уличного солнца свет лампы казался желтушным. Тошнота подступала к горлу.

Сазерленд обнажил зубы с плотно зажатым в них черенком трубки.

— Как насчет вашего ангела-хранителя? — намекнул Роуз.

Анна замигала. Ах да, Джим Уоллис. Как же она могла забыть, что к ней приставлен Джим Уоллис, следит за каждым ее шагом. Пот градом. Падение с головокружительной высоты.

Снизу донеслись две заунывно-пронзительные ноты: явился бродячий точильщик ножей.

— Еще раз, с самого начала! — потребовал Сазерленд. Агента придется натаскивать.

С самого начала. Казино. Карл Фосс. Человек, который отнес пьяного Уилшира в дом. Пляж. Вечеринка с коктейлями. Первая случайная встреча и вторая, которую подсмотрел Уоллис, тоже отнюдь не запланированная.

— Я ведь предупреждал вас, что Фосс служит в абвере, — напомнил Сазерленд.

— Да, сэр.

— Вы обсуждали с ним… что-нибудь из наших дел?

— Нет, сэр! Никогда. Он думает, я просто секретарь в местном отделении «Шелл».

— Карл Фосс — опытный офицер, — гнул свое Сазерленд. — Он служил в Растенбурге, в военной разведке у Цайтлера. Он работал в штабе в Цоссене, под Берлином, в Париже на авеню Фош. Теперь он в Лиссабоне. И вы думаете, он не сумеет сыграть на романтических чувствах молоденькой девушки?

— Одно могу вам сказать, сэр: я ничего не говорила…

— У вас были отношения с Фоссом? — со свойственной ему грубостью вмешался Роуз. — Физические отношения?

— Нет, сэр.

— И на том спасибо, — сказал Роуз. — Привлекательный парень этот Фосс. Умеет обходиться с женщинами. Вы у него будете далеко не первой и не последней, можете мне поверить.

Ядовитые слова Роуза просочились прямо в кровь, словно через капельницу. В сердце, в мозг, и там зараза укрепилась, залив жаром все тело. Сначала — гнев, ослепительная ярость, за ней — холодная, неумолимая ревность. Жар и озноб сменяли друг друга, неслись по замкнутому кругу, преследуя и тщетно пытаясь нагнать произнесенные Роузом отравленные слова, только эти слова и оставались неизменными — ясные, определенные, неотменимые — с той минуты, как были произнесены.