Лес мертвецов - Гранже Жан-Кристоф

— Что привело вас сюда?

— Мы хотели поговорить с вами о Хорхе Де Альмейде. Возможно, его исчезновение связано с делом, над которым мы работаем во Франции. Это дело о нескольких убийствах.

Он изогнулся, словно собирался изобразить танцевальное па:

— Понимаю, понимаю… — По его тону нетрудно было догадаться, что он не понимает ровным счетом ничего.

И тут же, без перехода, решительно отставил в сторону свою стремянку. В руках у него неведомо откуда появилась куртка:

— Пойдемте выпьем по чашке кофе.

Они вернулись на большую площадь. Жанна краем глаза поглядывала на ученого, двигавшегося по городской улице вприскочку, словно привыкший к горам козленок. Судя по всему, Тайеб принадлежал к иудейской общине Тукумана — торговой столице страны, в которой жило немало евреев. На ходу он как будто продолжал вести безмолвный разговор с собственной одеждой — джинсами, клетчатой сорочкой, полотняной курткой. То засовывал руку в карман, то прилаживал на пояс связку ключей, то расправлял складку на сорочке. Делал он это ловко и машинально, очевидно, по въевшейся привычке.

Он привел их в небольшое итальянское кафе под названием «Жокей-клуб». Стойка черного мрамора. Обитые деревянными панелями стены. Светлые столы и стулья. И крепкий аромат жженого кофе.

Они взгромоздились на высокие табуреты возле стойки.

— Ну что ж, — заявил антрополог, сделав заказ на кофе, — Де Альмейда был сумасшедший.

— Почему вы говорите о нем в прошедшем времени?

— Он уехал два месяца назад. И с тех пор ни слуху ни духу. Разве это не ответ на ваш вопрос?

Он говорил с едва уловимым аргентинским акцентом. Словно глотал слова, а потом выпускал сквозь зубы. Его речь была шероховатой, какой-то комковатой, как борозды в окружавших город полях. По мрамору звякнули чашки кофе. Тайеб протянул руку за сахарницей. В крохотную чашечку он опустил три куска сахару. Все его движения были плавными, как у рыбы в воде.

— Вы думаете, его нет в живых?

Антрополог пожал плечами и принялся размешивать в чашке сахар:

— Ему это было предначертано самой судьбой. Он же был одержимый.

— Чем?

— Этим краем. Северо-востоком. Эль-Чако…

— Мы слышали, что он совершил несколько важных открытий.

— Да бросьте! Открытий! Это он считал их открытиями. Но так и не представил ни одного серьезного доказательства.

— Нам говорили, он откопал какие-то кости…

Тайеб захохотал:

— Да кто их видел-то? Он же их из рук не выпускал, никому не показывал. Если там вообще было что показывать. Лично я думаю, что на самом деле ничего он не нашел.

— Вы не могли бы рассказать, с чего все это началось?

Антрополог по-прежнему бренчал в чашке ложкой:

— Хорхе был гордостью университета — он учился в Буэнос-Айресе. Лучшим в своем выпуске. Его диссертация о миграции Sapiens sapiens через Берингов пролив мгновенно вошла в научный обиход, на нее стали ссылаться другие исследователи. Он попросил, чтобы его направили в Тукуман, в нашу лабораторию. Мы приняли его с распростертыми объятиями в надежде, что он включится в нашу работу. Но он всех нас поимел. Он рвался сюда с единственной целью — быть поближе к предмету своего помешательства: я имею в виду палеонтологические находки в области Формосы, на северо-востоке Аргентины. Абсолютно бредовая гипотеза.

Да, все верно: Констанса упоминала о его скептицизме по отношению к Де Альмейде. Тайеб залпом выпил кофе.

— Тем не менее ему удалось изыскать средства на организацию первой экспедиции, — продолжал он. — В две тысячи шестом. Масштабное мероприятие — оно растянулось на много месяцев.

— Он что-нибудь нашел?

— Повторяю: даже если и нашел, он никому ничего не показывал. Только твердил, что вот-вот сорвет куш. Это его выражение, он так и говорил: сорву куш. На наши исследования взирал с жалостью. Как будто мы занимались откровенной ерундой.

— На следующий год он снова уехал в экспедицию?

— Да. Целый месяц не подавал признаков жизни. Потом вернулся, гораздо более спокойный. Слишком спокойный.

— Слишком?

— Он казался каким-то испуганным, что ли. Да, вот именно. — Антрополог задумался. — Производил впечатление человека, напуганного собственным открытием.

— И по-прежнему ни с кем не делился информацией?

— Нет. Отговаривался тем, что должен проанализировать данные. Связаться с компетентными людьми. По его словам, он совершил открытие такого значения, что следовало действовать с предельной осторожностью. Но лично мне казалось, что он подхватил малярию.

— Иначе говоря, вы так и не узнали, что он имел в виду?

Тайеб ответил не сразу. Он надолго замолчал, и сразу стало слышно посвистывание кофемашин, звяканье чашек, гул голосов. Наконец он заказал себе еще кофе. Когда он снова заговорил, взгляд его был устремлен в одну точку, словно он рылся в памяти, будя воспоминания:

— Узнал, конечно. Он передо мной не устоял. Речь шла о том, что он якобы нашел свидетельства, полностью меняющие представления о доисторическом периоде существования Американского континента. О том, что человек появился здесь не десять, а триста тысяч лет назад.

— Это значит, что он откопал останки людей протокроманьонской культуры.

Антрополог недоверчиво поднял бровь. Неужели Жанна все-таки палеонтолог?

— Да никакой я не специалист, — поспешила успокоить его она. — Просто почитала кое-что.

— Ну ладно, — кивнул Тайеб. — Он утверждал, что откопал череп подростка, имеющий сходное строение с черепами древнейшего Homo sapiens, найденными на Ближнем Востоке. По его мнению, в этом черепе присутствовали все существенные черты, позволяющие отнести его именно к этой ветви архаичного человечества. То есть такие же существа, что населяли Африку триста тысяч лет назад, жили также и в Аргентине!

Принесли кофе. Сахарница, три кусочка сахару, ложечка…

— Все это физически невозможно, — отчеканил он. — Homo sapiens sapiens появился в Африке. Затем он распространился по Европе и Азии. Позже он добрался до Американского континента, так сказать, пешком, по полоске суши, пересекающей Берингов пролив, в период понижения уровня моря. Точные даты нам неизвестны, однако предполагается, что это произошло от двадцати до тридцати тысяч лет назад. После этого первые люди расселились по всему Американскому континенту. Гипотеза Де Альмейды абсурдна, если только не принять допущение, что в результате неведомых нам климатических явлений Берингово море в другую, гораздо более раннюю эпоху пересохло. Ну, или согласиться с предположением, что люди докроманьонской культуры были умелыми мореплавателями.

— А почему бы и нет?

— Действительно, почему бы и нет. Только нужны доказательства. Но их пока нет. Ни в одном серьезном научном исследовании — ни намека на что-либо подобное.

Таким образом, Даниель Тайеб готов был снять свои возражения против этой гипотезы, но при условии, что ему предоставят солидные научные обоснования.

— Вернемся к раскопкам Де Альмейды.

— Он хотел и в третий раз отправиться туда же. Но ни наша лаборатория, ни Университет Буэнос-Айреса не согласились финансировать его экспедицию.

— Он поехал на собственные средства?

— Именно так. Собирался проверить некоторые факты. И вот вам результат. Он попросту исчез. Бесследно. Сумасшедший, который сам себя принес в жертву бредовой идее.

— Вы предпринимали усилия по его розыску?

— Разумеется. Но где искать? Как и другие ученые, Де Альмейда держал в тайне точное месторасположение своих изыскательских работ. Его след теряется в крошечной деревушке Кампо-Алегре, это в двухстах километрах к северу от Формосы.

— Вы когда-нибудь слышали про Лес мертвецов?

— Нет, никогда. А что это такое?

Жанна решила глотнуть кофе. Теплый. Тайеб задумчиво болтал в чашке ложкой. Казалось, он пытается прочитать в кофейной гуще — нет, не будущее, а как раз прошлое. Она почувствовала — сработал следовательский инстинкт, не иначе, — что может вытянуть из него еще кое-что. Но не успела она раскрыть рта, как ученый заговорил сам:

— Самое странное тут другое. Де Альмейда верил не только в то, что обнаружил следы первого присутствия человека на континенте. Он утверждал, что разыскал корни зла.

— Корни зла?

— Он рассказывал, что раскопал нечто вроде святилища. Больше похоже на место преступления. Там был череп подростка, его скелет, а вокруг — другие останки. Кости, принадлежавшие взрослым людям, примерно сорокалетнего возраста. И с очень странными отметинами. Разбитые, поцарапанные, расколотые кремневым ножом. В общем, сами понимаете.

— Подросток был каннибалом?

— Да. И еще одна деталь. Альмейда якобы сделал анализ ДНК этих костей — что, между нами говоря, само по себе нелепо: на таких древних останках не могло сохраниться генетического материала, но допустим…