Лес мертвецов - Гранже Жан-Кристоф

— Да. И еще одна деталь. Альмейда якобы сделал анализ ДНК этих костей — что, между нами говоря, само по себе нелепо: на таких древних останках не могло сохраниться генетического материала, но допустим…

Никакого чуда в этом нет, мелькнуло в голове у Жанны, по той простой причине, что кости были не древние, а вполне свежие.

— И результаты анализов показали нечто такое, что просто не укладывается в голове.

— Что же?

— Кости жертв и кости подростка принадлежат к одной и той же генетической группе. Таким образом, наш докроманьонский человек пожирал собственных родственников. Братьев. Отца. Madre Dios! Послушать Альмейду, так они ели друг друга!

Громко свистнула кофемашина.

По-прежнему слышалось звяканье чашек и тарелок. Но оно не могло заглушить голос Феро, пробормотавшего:

— Тотем и табу…

Между Тукуманом и Формосой лежит 1200 километров.

Примерно 20 часов пути.

Человек, сдавший им напрокат машину — восьмицилиндровую «тойоту лендкрузер универсал», — предупредил их сразу. Пусть не надеются, что это будет увеселительная прогулка. Асфальтированная дорога проложена не везде, кое-где придется ехать по грунтовой. Нередко настолько узкой, что двум машинам на ней никак не разъехаться. И если навстречу выскочит грузовик, то поездка превратится в русскую рулетку.

— Машину могу вам дать только до Формосы, — решительно заявил он. — Дальше ищите местную. Это же конец света!

Жанна достаточно хорошо знала эту страну, чтобы ему поверить. Если уж аргентинец употребляет подобное выражение, значит Формоса действительно бьет все рекорды по заброшенности и дремучести. За прокат платила снова она. О состоянии своего банковского счета решила больше не думать. Владелец машины потребовал плату наличными — аргентинцы не доверяют кредитным картам. Безграничная империя электронных расчетов в итоге оказалась совсем не безграничной — и граница ее владений пролегала как раз здесь, в Аргентине. Пришлось искать банк. Заполнять кучу бумаг. Звонить в свой банк в Париже. На это ушла вся вторая половина дня.

Они подготовили к поездке внедорожник. Перевели спидометр на нулевую отметку. Познакомились с водителем, который был им совершенно не нужен; но в Аргентине человеческий труд ценится не так высоко, как износ автомобиля. Поэтому, арендуя машину, одновременно нанимаешь и шофера, чтоб было кому присматривать за настоящим сокровищем — четырехколесной колымагой.

И вот они тронулись в путь. Помчались с ветерком. Быстро спускались сумерки. Все вокруг окрасилось в пламенеюще-красные тона. Жанна открыла окно. В воздухе пахло раскаленной землей. Даже небо казалось припорошенным кирпичной пылью. Она не отводила взгляда от тянувшихся мимо возделанных полей. Пшеница. Кукуруза. Сахарный тростник. Здесь была зима. Холод стоял ужасный. И тем не менее Жанна не могла отделаться от впечатления, что здешняя природа, как беременная женщина, готовится к тому, чтобы дать рождение новой жизни.

Они устроились на заднем сиденье. Феро почти сразу заснул. И тут же начал на нее валиться. Каждый раз Жанна осторожно отодвигала его от себя, через ткань рубашки ощущая пальцами хрупкие кости его тела. Мальчик-подросток в школьном автобусе. Ей вспомнилась похожая сцена из романа Франсуазы Саган «Любите ли вы Брамса?». История не слишком юной женщины, влюбившейся в парня моложе себя. Неужели и она докатилась до того же? Нет, чепуха. Нешуточный характер экспедиции — если смотреть правде в глаза, самоубийственной, — излечил ее от чувства неуверенности в себе. Она — следственный судья, и этим все сказано. Она представитель правосудия, у нее холодная голова, и ради исполнения своей миссии она пойдет до конца, не останавливаясь ни перед чем.

Время от времени она отрывалась от созерцания пейзажей и переводила взгляд на водителя, вернее, на его отражение в зеркале заднего вида. Метис: наполовину индеец, наполовину европеец. Человек, в чертах которого запечатлелась история всех аргентинских альянсов. Медленное смешение кровей. Поток миграции. Его лицо можно было читать как карту. Карту времен. С отмеченными на ней победами, битвами, союзами…

Она погрузилась в размышления. Справедливо или нет, но она полагала, что рассказ Тайеба имеет ключевое значение. Во всяком случае, «древняя» гипотеза получала некоторое подтверждение. Архаичный народ. Каннибальский клан. Группа людей, живущих по принципам кровного родства, инцеста и отцеубийства… Скрывающаяся в непроходимой чаще леса. И на протяжении тысячелетий избегающая всяких контактов с «цивилизованным» человечеством.

Самое невероятное обретало черты реальности.

И это невероятное породило монстра по имени Хоакин.

На обочине показалась автозаправка.

После многих километров полного безлюдья пара бензоколонок и обшарпанное зданьице воспринимались как подарок судьбы. Жанна вышла размять ноги и воспользоваться туалетом. К ней снова возвращалось полузабытое ощущение, знакомое по поездкам в Перу, Чили, Аргентину. На этих пустынных землях даже автозаправка — место по определению шумное — окружена ореолом тишины. Как остров, утопающий в тумане. Или алтарь в нимбе святости…

У входа в здание сидели на корточках два индейца — с волосами до плеч и бесстрастными лицами. Проходя мимо них, Жанна уловила смешанный запах свежесрезанной травы и кислого молока. В электрическом свете их кожа блестела как бронзовая. Такие профили выбивали на щитах.

Или вырезали из кактусового дерева. От них исходила скрытая угроза. Особенно от глаз, настолько узких, что они напоминали прорези. Наверное, индейцы вовсе не собирались ее пугать, но все равно пугали.

Один из них держал в руке черный стакан и через железную трубочку потягивал мате. Рядом стоял термос с кипятком. Жанна вспомнила, что северо-восточная область традиционно считается районом, где возделывают траву мате.

— Что это он делает?

К ней подошел Феро — взъерошенный и еще заспанный, с лицом таким же помятым, как его куртка.

— Пьет мате.

— А что это такое?

— Травяной чай. Очень горькая штука. Широко распространен в Аргентине.

Индеец передал трубочку соседу, который все с тем же безучастным видом принялся в свою очередь потягивать напиток.

— Вот так подцепляют герпес! — с брезгливой миной попытался пошутить психиатр.

Жанна все больше склонялась к мнению, что он просто-напросто придурок. Во всяком случае, на просторах Аргентины его мелочность особенно раздражала. Она мысленно попрощалась с индейцами, которые не удостоили их даже беглого взгляда. Она почти физически ощущала огромную пустоту, внутри которой они существуют. Свобода — без имени и без пределов, полное слияние с пейзажем. Никаких подпорок, свойственных буржуазному укладу. Никакого принуждения духа. Они были на «ты» с богами, с бесконечностью бытия.

Единственными границами, которые они признавали, были горизонт и смена времен года.

Они снова тронулись в путь.

Асфальт уже давно сменился грунтовкой. Жанна пересела вперед. Дорога не давала расслабиться. Стоило машине чуть увеличить скорость, как начиналась тряска, пронзавшая до костей. Потом вдруг под колесами пошел песок. Теперь они пробирались вязкой тропой. У Жанны возникло противное ощущение, что все ее тело тоже готово рассыпаться, как груда песка.

Она развернула карту. Принялась изучать маршрут. Единственная ведущая на восток дорога делала широкую петлю в сторону юга, затем поднималась к северу и пересекала провинцию Сантьяго-дель-Эстеро. Наверное, через каждые сто километров им будут встречаться деревушки…

Проснулась она в два часа ночи. За окнами кромешная тьма. Бросила взгляд на спидометр: 700 километров. Видимо, ее разбудил инстинкт. Действительно, монотонность пути нарушило важное событие: они проезжали перекресток. С 89-го шоссе сворачивали на 16-е, начинавшееся от деревни Авия-Терай. Водитель крутанул руль вправо, тем самым как бы отмечая, что они въехали в другую провинцию — Чако. На индейском диалекте — «охота».

Жанна снова взяла карту. Теперь они двигались в сторону Ресистенсии. Вскоре свернут на 11-е шоссе. Потом еще 200 километров — и будет Формоса. Сквозь полудрему припомнилась шутка. В Буэнос-Айресе говорили, что решить проблему с пенсиями очень просто: надо отправить всех стариков на каникулы. Зимой на Огненную Землю, а летом — в Формосу. И каждый имеет право выбрать, от чего помереть — от холода или от жары. Еще говорили, что на северо-востоке люди работают только по ночам, потому что днем здесь пекло не хуже, чем в аду…

Карта выпала у нее из рук. Она снова спала, и ей снились Альфонсо Палин и Хоакин. Хоакин был еще ребенком, тем самым, что она видела на фотографии. С кожей в ошметках коры, листьях и шерсти, приклеенной слюной и грязью. Отец стоял у него за спиной. Она обратила внимание на его серебристую шевелюру, а потом заметила сзади нечто странное, какое-то непривычное продолжение тела… Ах вот в чем дело! Альфонсо Палин был кентавром! Получеловеком, полуконем. И он, и его сын — всего лишь герои мифов.