Мизерере - Гранже Жан-Кристоф

Вставил в принтер прозрачную пленку и отправил рисунок в печать.

Потом он наложил на распечатку клей для дерева и два часа ждал, пока высохнет. Осторожно отклеил образовавшийся слой, на котором отпечаток снова превратился в позитив. Оставалось лишь обрезать рисунок по контору, чтобы, когда придет время, прикрепить его к собственному пальцу.

Этот фальшивый отпечаток пальца Волокин только что вынул из коробка со спичками. Осторожно, чтобы не смять, наложил его на свой указательный палец и, словно лис, выскользнул из норы. Дошел до ворот и снова пересек пятно света. Прижался к прямой опоре ворот и нисколько не удивился, обнаружив внутри нишу, в которой открывалось отверстие шириной в палец. Биометрический замок.

Волокин приложил к нему палец с фальшивым отпечатком.

Створки медленно открылись.

Прямо перед ним была больница. Просторное здание метров триста длиной, над которым нависал огромный серебристый козырек. Справа возвышалась церковь с колокольней из металлических листов и деревянное здание, которое, как он помнил, было консерваторией. Именно там он столько раз репетировал «Мизерере».

Он двинулся дальше. Слева на парковочной площадке стояло несколько машин. Он увидел другие постройки. Все деревянные, с солнцеотражающими крышами вместо обычных двойных с потолочными перекрытиями. Все смахивало на курортный поселок среди подстриженных деревьев. Лишь одна деталь выдавала враждебность этого места. Очередная ограда из стальных прутьев с острыми лезвиями наверху, поблескивающими в свете медленно поворачивающихся прожекторов на сторожевых башнях. Здесь билось сердце Колонии.

Сделав большой крюк, Волокин направился к больнице. С правой стороны здания он обнаружил боковую дверь. Она также закрывалась на биометрический замок. Волокин приложил фальшивый отпечаток, и дверь тут же открылась. Русский подумал, что Валь-Дувшани наверняка важная шишка. Его отпечатком можно открыть любую дверь.

Волокин проник в темный коридор. Пока он не собирался рыскать по закоулкам больницы: ему нужна была запретная детская территория. Еще одна противопожарная дверь. С очередным биометрическим замком. Он открыл ее так же, как две предыдущие. Переступив порог, он физически ощутил, что перешел границу. Ограду со стальными лезвиями снаружи и ту, за которой скрывались все тайны внутри Колонии.

Он пошел дальше по коридору. Издалека доносился шум кондиционера. Свет дежурных ламп, приглушавший шаги линолеум, белые стены — все это вместе убаюкивало, чуть ли не усыпляло. От этого места у него не осталось никаких воспоминаний. Здесь он ни разу не был, когда жил в Колонии. И именно поэтому остался в живых.

Воло добрался до следующего вестибюля. Он выглядел отражением первого. Единственная разница заключалась в том, что он не был освещен ничем, кроме лунного света. Волокин пересек его и без малейших затруднений вышел за дверь.

«Зона чистоты», а точнее, «атриум». Теперь он припоминал названия. Все здания и оранжереи расположены широкой дугой на дне неглубокой долины с пологими склонами.

В центре высилась гигантская деревянная рука, обращенная к небу. Когда-то она наводила на него ужас. Замысел был христианским, но в скульптуре чувствовалась таинственная связь с тотемами тихоокеанских племен. Тех окраинных земель, где верят в безличную силу — ману, присущую душам умерших вождей и всяческим духам. Да, в этой деревянной ладони, открытой небесному своду, было что-то языческое, первобытное, что-то дохристианское.

Волокин обошел скульптуру и через атриум направился к теплицам, по-прежнему избегая тропинок. Теперь его поразила мягкость лужайки. Не жесткая степная трава, скрипящая под подошвами, а нечто вроде бархата. Его удивило отсутствие охраны и собак. Значит, вся система безопасности была электронной. Не слишком приятное открытие. Так или иначе, незаметно для него самого его уже засекли.

Волокин вошел в первую оранжерею. Запах влажной земли вызвал воспоминание. Его детские руки собирают эти цветы, потому что в оранжерее полно цветов. Он отбросил непонятное воспоминание и дождался, пока глаза привыкнут к темноте. Теперь он различил две клумбы, разделенные центральным проходом.

Похоже на тюльпаны.

Но тут же он понял, что ошибся.

Не тюльпаны, а маки.

Он невольно улыбнулся. На своей автономной территории колонисты возделывали опиумные поля. Защищенные от холода и посторонних взглядов. Нетрудно представить, что происходило дальше. Наркотик вывозили в Европу, пользуясь дипломатической неприкосновенностью. Опыт Южной Америки в выращивании наркоты. Фантастическое богатство «Асунсьона».

Круг замкнулся.

Для Волокина все началось с наркотиков.

Сегодня ночью все завершалось ими же.

Он шел, вдыхая влажные испарения мака. Он был уверен, что в оранжереях установлены камеры и с минуты на минуту его схватят. Но ему плевать. Пока он шел между клумбами, отрава растекалась в его сердце. Голод. Ломка. Призыв… Он приблизил руку к незрелой коробочке. Она дрожала… Она…

Вдруг оранжерею залили струи воды. Брызги образовали дымку, похожую на белый порошок. Он едва успел отступить к двери, но все равно промок.

Смеясь, он вышел из оранжереи.

Это был победный смех.

У цветов зла был особый запах.

Чудесный запах судебной процедуры…

Если удастся доказать, что Колония выращивает мак, ее руководителей можно будет обвинить в нарушении международного права. И никакие границы их не спасут: выращивать наркотики запрещено по всему миру.

Воло вернулся в больницу.

Он не намерен останавливаться на полпути. Теперь он отыщет следы основной деятельности секты. Пыток. Опытов над людьми.

Он направился к лифтам. Нажал на кнопку, и хромированные дверцы раздвинулись. На стене кабинки он увидел клавиатуру. Над ней — потухший пульт управления. До сих пор все шло слишком гладко. Но чтобы управлять лифтом, нужен код. Русский наклонился и обнаружил, что на клавишах были буквы. Он набрал «МИЗЕРЕРЕ».

Пульт загорелся, готовый к использованию.

Воло почувствовал привкус победы, и тут же сердце сжалось от тревоги. Все слишком просто. Он начинал догадывался, что это может оказаться ловушкой. Как знать, а не идет ли он именно туда, где его ждут?

Лифт стал спускаться. Первый подземный этаж. Тишина. Дежурные лампы. Снова все шло как по маслу.

Белые стены и линолеум сменил бетонный пол и лампы, прикрытые решетками. Он двинулся направо. Неприятное ощущение возрастало. Здесь он уже бывал. Здесь его терзала боль. Снова противопожарная дверь. Справа — биометрический датчик. Он приложил указательный палец, и дверь открылась.

Музейный зал. В темноте он различил подсвеченные сзади стеклянные блоки на постаментах. В густой жидкости плавало что-то коричневое, пронизанное жилами, органическое. Странные деревца медленно вращались в розоватом свете.

Человеческие органы. Опознать их Воло не мог, но все они для сохранности подверглись особой обработке. Они выглядели твердыми, кристаллическими, не подверженными разложению. Как будто их покрыли лаком или пластиком.

Волокин подошел поближе. Волокна, кости, ткани… Всех оттенков, которые придает кровообращение: пунцовые капилляры, ярко-красные вены, малиновые артерии…

Он насчитал штук тридцать таких аквариумов. Вспомнил о символе веры секты. Избегать всего современного. Жить вне времени. Это место не вязалось с правилами сектантов. Скорее это был музей будущего, где сохранялись фрагменты человеческого тела, что-то вроде анатомической галереи, созданной инопланетянами.

Он прошел среди постаментов. За первым залом оказалась научная лаборатория. Просторная комната из нескольких отсеков со стеклянными перегородками. Операционные столы. Выключенные лампы. А еще — компьютеры, пробирки, колбы, центрифуги…

Воло обратил внимание на странные размеры операционных столов. Слишком велики для животных. Слишком малы для людей. Догадаться было нетрудно. Дети. Опыты в секте проводили только на детях. Очевидно, на тех, которые уже перенесли ломку и стали бесполезными. Всякие Уго Монетье, Танги Визели, Шарли Беллоны… А сколько было других?

Вдруг Воло ощутил царивший в комнате холод. Снова взглянул на органы, заключенные в стекло и свет. И понял. Эти органы — части горла. Гортани. Голосовые связки. А точнее, органы, извлеченные прежде, чем они стали нечистыми. Пока половые гормоны не успели их деформировать.

Сдерживая слезы, Волокин протянул руку к одному из стеклянных кубов.

Словно хотел коснуться висящих в воде кораллов.

В этот миг вспыхнул луч света, окружив его пальцы белым сиянием.

Ему показалось, что сама его рука превратилась в органическое дерево.

Но это был свет фонарика.