Танец меча - Емец Дмитрий

Что означала эта фраза, Ирка тогда не поняла, но запомнила и потом часто вертела, как ребус. Что за «хочу»? Почему на кладбище? Может, это относи­лось к тому инженеру с седыми висками, который ухаживал тогда за Бабаней? Или к мечте получить второе высшее образование? Или к чему-то еще? В любом случае «хочу» лежало в Митине, в кладби­щенской глине, и его мочило дождями.

У маленьких детей и кошек есть любопытный способ сопротивления. Они становятся такими гиб­кими и расслабленными, что их невозможно дер­жать. Внешне они будто и не вырываются, но точно вытекают из рук.

Примерно то же происходило теперь с Иркой. Она сопротивлялась жизни именно в таком прови­сающем стиле. Была ласкова и вежлива с Бабаней, с навещавшей ее Дафной, с Эссиорхом. Послушно пила лекарства, послушно заходила на два-три зна­комых форума в Сети, но все делала машинально, выскальзывая. Даже читала машинально. Листала какую-нибудь совершенную муть или вяло выбирала изюминки хорошей прозы.

И Бабаня, и Дафна отлично это ощущали. Бабаня потому, чтобы была все-таки Бабаней, ну, а Дафна — светлым стражем, хотя и далеким от совершенства. Порой Бабаня и Дафна тревожно переглядывались. Обе ощущали близость бури, как опытный рыбак угадывает шторм в гладком утреннем море.

Антигон хотя и жил теперь у новой валькирии-одиночки Даши, к Ирке прибегал часто. И Даша тоже приходила несколько раз. Пугливая и робкая девчушка лет четырнадцати. Высокая, худая, с узки­ми плечами, буквально выпадавшими из ворота. С Бабаней она здоровалась столько раз, сколько ее видела, и всякий раз привставала с дивана. Под ко­нец Бабаня со свойственным ей юмором стала за­глядывать в комнату раз в две минуты и тоже всякий раз говорить «здрасте!», стараясь успеть первой.

Когда они в первый раз увиделись, Ирка сразу уставилась на ее щеки. Ей интересно было — есть на них следы прыщей или нет. Прыщей не было, как и вообще ничего от жуткой корки, о которой упоми­нала Бэтла. Расшифровав ее взгляд, Даша смутилась и стала зачем-то дергать левый рукав.

— Все исчезло! Только у локтя осталась рытвин­ка… Глубокая. Как напоминание, — сбивчиво сказала она.

Дождливым утром Ирка сидела у компьютера спиной к двери, когда кто-то вошел в комнату. Не оборачиваясь, она безошибочно угадала — Эссиорх. Бабаня с обычными своими тарелками и лекарства­ми всегда толкала дверь локтем, по опыту зная точ­ку, куда надо тюкнуть, чтобы рассохшаяся створка открылась без прикосновения к ручке. Меф топал в коридоре и, разуваясь, чуть подбрасывал кроссовки вверх, так что они отчетливо ударялись об пол. Даф вежливо покашливала. А Антигон с ходу начинал ворчать. Только Эссиорх мог стоять и смотреть.

— Все-таки мне хотелось бы понять, почему все случилось именно так? — спросила Ирка.

Смотреть на Эссиорха она избегала. Уставилась на мерцающую полоску баннеров на мониторе. На крайнем баннере телезвезда целовалась с жутким уродцем с вытянутыми гоблинскими ушами. Ирка смотрела на эти уши, и ей казалось, что они шевелятся.

— На тебя напали стражи мрака. Им нужно было крыло. Как валькирия ты убита. Как лебедь тоже. Гелата воспользовалась последней жизнью и вытянула тебя, — терпеливо ответил Эссиорх.

— Я знаю! — нетерпеливо сказала Ирка. — Меня интересует другое. За несколько часов до того, как меня убили, я мысленно отреклась! Не захотела быть валькирией. С очень большой силой не захотела.

Эссиорх молчал.

— Такое ощущение, что вначале я отреклась от света, а потом уже пришел мрак… Понимаешь? По­лучается, мрак был послан абсолютным светом, ко­торый знал все заранее? Нелепость!

— Нет, — уверенно сказал Эссиорх. — Свет ни­чего не посылал.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю, и все. Тут закон замещения. Пу­стоты не существует. Гаснет солнце — приходит ночь. Из чашки уходит кофе — приходит воздух. Ты выгнала из своего сердца валькирию, и вот ты боль­ше не валькирия. Обстоятельства — это частности!

Ирка швырнула ему в лицо компьютерную мышь. Мышь немного не долетела до Эссиорха и повисла на проводе.

— Недолет! — спокойно прокомментировал Эс­сиорх. — Я думал, ты поняла все давно. Это основа остального. Нельзя дать ничего стоящего тому, кто не отказался от всего. Или отказался, а потом раз­думал и дал задний ход.

— Почему? — Ирка внезапно успокоилась. Стала холодной, как покойник в гробу.

— Потому, что иначе он не донесет. А очень важ­но, чтобы донес.

— Ну да! — сказала Ирка сухо. — Кодекс вальки­рий. Сто раз слышала. Никто не даст трехлетнему ребенку банку с рыбками, потому что он ее грохнет. А если и не грохнет, подойдет кто-то старше и хи­трее и променяет на камень, завернутый в фантик от конфетки.