Дракончик Пыхалка и Великий Мымр - Емец Дмитрий

– Ты кудесник! – восторженно сказала она, обнимая Святозара. – В этом стекле мои глаза совсем не болят! Это значит, я могу больше не жить в подземельях! Ура! Я снова увижу Буян!

Святозар осторожно, чтобы не обидеть великаншу, высвободился из медвежьих объятий Мучучи, вполне способной в порыве радости расплющить ему все ребра.

– Я уже знаю, как тебя отблагодарить! – воскликнула Мучуча. – Ты будешь доволен, Святозар. Я высеку из скалы твой конный памятник, такой огромный, что он будет виден со всех сторон острова Буяна! «Святозару, победителю Мымра и Злыдней, от благодарного человечества», – вот какие слова будут на памятнике.

– Ты уверена, что стоит это делать? – попытался отговорить ее богатырь.

– Еще как стоит! А рядом я сделаю памятники поменьше – ханше Авдо и князю Пирожевскому! Авдо на ковре-самолете, а мой любимый князек – на коне! – продолжала планировать Мучуча.

– Скажи, Святозар, а грифон? Он никогда не выберется? – спросила вдруг Авдохина, озабоченно заглядывая в расщелину, над которой клубилась поднявшаяся после обвала пыль.

Они уже вылетели из Мрачной расщелины, и теперь их ковер-самолет неподвижно завис в воздухе над Старым городом.

Святозар покачал головой.

– Не волнуйся, Авдо! Колдовская мозаика осталась в подземелье навсегда. Ее расплющило в такую пыль, что ни одному злодею никогда ее не собрать, даже если бы он потратил на это миллион лет.

Князь Пирожевский приложил ладонь к глазам и всмотрелся в крошечную фигурку, поднимавшуюся наружу из одного из боковых ходов расщелины.

– Кгхм… Возможно, я схожу с ума, но это девочка из моего московского подъезда. Маша! – сказал он.

Святозар спрыгнул со снизившегося ковра и восторженно поднял девочку высоко над головой.

– Рад тебя видеть, Маша, отважная победительница Злыдней! Девочка, нашедшая пещеру Одинокого Волшебника! А где же моя маленькая спасительница Оля?

– В Москве осталась, здесь от Ольки-то немного толку… – ворчливо сказал Куклаваня, недовольный, что Святозар, как обычно, его не заметил.

– Мы слышали грохот обвала, нас и самих едва не завалило, – с беспокойством сказала Маша. – Неужели Мымру удалось собрать мозаику?

– Мымр никогда больше не будет угрожать Сказочной стране! Я отсек ему голову! – Святозар дотронулся до рукояти висевшей у него на поясе сабли.

– А грифон?

– Грифон погребен под обвалом. Я сделал это не один. Без помощи храброго князя Пирожевского, его спутницы ханши Авдо и великанши Мучучи лежать бы мне бездыханным телом на дне расщелины.

Среди облаков мелькнула огромная тень, планирующая на могучих крыльях, и друзья увидели летевшую к ним дракониху. Это заставило их вспомнить о постигшем всех горе – смерти дедушки Горыныча.

– Из-за этого камнепада мы так и не достали мертвой воды! Кто знает, может, она и помогла бы Горынычу, – озабоченно сказала Маша.

Девочка повернулась и решительно направилась к ведущему в глубь горы ходу.

– Постой! – крикнула ей вслед Мучуча. – У меня есть мертвая вода! Я всегда ношу с собой немного про запас!

Великанша протянула Маше плоскую склянку с пробкой, висевшую у нее на поясе в оплетке из корней. Они вскочили на ковер-самолет и помчались через Скалистую гору на равнину, где у ледяных глыб оставалась Баба-Яга. Дракониха нагнала их уже в полете, и они поведали ей, что произошло на дне Мрачной расщелины, о гибели Мымра и спасении Сказочной страны.

– Чувствую, нам не раз придется пересказывать одно и то же, – с ворчливым удовольствием сказал князь Пирожевский.

– А ты напиши мемуары! – посоветовала Авдохина, лихо управляя ковром-самолетом.

– И то правда! – воодушевился Пирожков, с удовольствием представляя, как он будет зимними вечерами наговаривать свои воспоминания на маленький диктофончик, а потом переписывать их от руки скрипучим перо… ой, более реально, что одноразовой китайской ручкой. – Напишу воспоминания и назову их… м-м-м… «Правдивое путешествие князя Пирожевского по Сказочной стране с приложением карт и подробных описаний».

– Как же, как же! И кто тебе поверит? Решат, что ты спятил! – засмеялся Куклаваня, все это время помалкивавший на руках у Маши, что успело порядком надоесть болтливому пупсу.