Механизм жизни - Валентинов Андрей

– Видит Бог, не хотелось бы говорить… Но вы, князь – предатель. Или трус, что еще хуже.

Странно, он не узнал голос. Густой бас Орловского и сухой скрежет пана Пупека спутать нельзя, но в этот миг князю показалось, что с ним говорит кто-то третий. Без всякой охоты он оторвал взгляд от неожиданно милосердного светила; осмотрелся. Нет, никого не прибавилось. Просека в лесу, осенние листья под копытами лошадей, напряженные лица спутников.

Злые глаза, злая речь.

– Ваша жизнь нужна Польше, князь. Не рискнув ею, вы легко потеряете честь. Честь природного шляхтича!

На сей раз не спутаешь. Орловский! Сын корчмаря из Седлица учит князя Волмонтовича шляхетству. Посмеяться бы!

– Просим зацного пана подумать еще раз. Очень просим!

А это пан Пупек. Завел-то, запел! Прямо-таки «Мы, Божьей милостью круль Пуп, Первый сего имени…»

– Пану предстоит возвращение в Петербург. Без нас дорога выйдет опасной!

Самое время послать наглецов иным маршрутом – в коровью дупу через двадцатый плетень на полусогнутых. А затем показать, что может сотворить с хамами предусмотрительно взятая с собой трость. Забегают герои, пся крев!

Волмонтович все-таки сдержался. Значит, трус и предатель?

А вы – кто?

Начиналось все идиллически. Дни стояли ясные, не по-здешнему теплые, и Орловский, великий любитель конных прогулок, предложил выехать за город. Лошадей взяли в Манеже, возле Адмиралтейства. Пришлось раскошелиться, зато конь попался князю отменный – статный вороной «англичанин», с которым он подружился на первой же версте. Орловский воссел на серого в яблоках жеребца; пан Пупек, явив нежданную ловкость, оседлал гнедую норовистую кобылу.

– Gotowe, panowie? W przód! Hoj-da! Hoj-da!

Миновав последнюю городскую заставу, всадники, не торопясь, направились по пустому в это утро Московскому тракту. Через несколько верст свернули на проселок. Тихие рощицы в желтой листве, узкая речушка, деревня… Волмонтович пожалел, что не удосужился изучить карту столичных окрестностей. Но спутники не стали томить его неизвестностью. Ехали они в сторону Царского Села, путь же избрали особый. Снова деревенька (чухонская, как пояснил всезнающий пан Пупек), лес, просека; тихий погожий день… Недолго стоять тишине! Именно здесь, в захолустье, в скором времени предстоит лечь первой российской «чугунке». Загремит железо, ударит в небо столб пара, двинутся колеса по чугунным рельсам…

Прогресс не ведал границ и пределов.

О железной дороге рассказывать выпало пану Пупеку. Уже после первых фраз Волмонтович понял: и поездка, и маршрут избраны не случайно. В первую встречу его убеждали словами. Настала очередь дел.

Дорога задумывалась как испытательная. Пан Пупек не без удовольствия сообщил, что год за годом все проекты «чугунки» удавалось класть под сукно – при помощи влиятельных лиц из польской общины Петербурга. Впрочем, особо стараться не пришлось. Против сухопутных пироскафов выступила церковь, видя в них страшный соблазн и поругание устоев. Восстало Министерство финансов – министр Канкрин жаловался на бюджетный дефицит и напоминал о российской зиме, делавшей, по его мнению, невозможной круглогодичную эксплуатацию и без того затратной дороги. Против такого довода не мог возразить даже император, при всей высочайшей любви к новинкам техники. А недавно появился еще один веский аргумент. В Англии, цитадели прогресса, при открытии очередной «чугунки» умудрились задавить не кого-нибудь, а министра, отвечавшего за ее строительство.

Выстроил себе дорогу британец – в рiekło!

Так бы и скучать России, трясясь в громоздких тарантасах, но, к явному неудовольствию пана Пупека, в последний год все стало быстро меняться. Откуда ни возьмись объявился в столице какой-то Мальцев – то ли инженер, то ли заводчик из невеликих. Ездил он по Европам, вернувшись же, кинулся к государю, принявшись его смущать да искушать западными соблазнами. Все, мол, на Святой Руси плохо: и ружья кирпичом битым чистим, и пушки льем, как при Грозном. Главное же – с дорогами беда. С дураками – ладно, потерпим, а дороги – важнейшее дело! На турка да на Шамиля еще можно солдатским шагом поспеть.

А вдруг приплывут англичане с французами?

Поначалу царь велел отправить искусителя в желтый дом. Однако передумал, стал слушать. Министр Канкрин хотел вмешаться, но двери задом прошиб, ободренный государевым пинком. И вот – дорога. Пусть еще в проекте, на листах бумаги. Слово царево – золото. Сказал – значит, будет «чугунка».