Огромный черный корабль - Березин Федор Дмитриевич

Но вначале паспорта, новые документы. Явка, по его линии. Отсеивание подозрительных, все-таки пришлось расстаться на время, потерять друг друга из зоны видимости. «Зачем тебе два, Лумис?». «Один для женщины». Ухмылочка-понимание, благо, солененькую шутку не добавил. Специалист хренов. Так бы и припечатал сверху по макушке, но драк на сегодня пожалуй хватит. Затем, другие спецы – по гриму. Быстро работают. И снова они вместе, и время, бегущее мимо время, совсем не в их пользу. Если только в той религиозной секте, с которой они сцепились нет осведомителей полиции. Ну, а если есть? Расчет на худшее.

Снова монорельсовый скоростной вагон. Вот здесь, деться некуда: стремительность древних летающих лайнеров, окно из сверхплотной пластмассы, как говорится в правилах поведения на транспорте: «Пассажиры не имеют права покидать самолет во время полета», что за умник писал – сам бы попробовал.

Они сошли на промежуточной станции. Здесь пересадка, а до этого маскировка в толпе. Людей, конечно, маловато для толпы, но где же их взять – ночь близится к завершению. И еще два транспорта. И прибытие: город-порт Горманту – один из крупнейших мегалополисов Империи, раннее утро, людей уже валом, проверка документов, чистая формальность – конец смены у полицейского, он откровенно зевает, смотрит с неприязнью и завистью: «курортнички». А ему уже тянут паспорта следом: даже глаза на Лумиса не поднял, только на Магрииту – блеснули.

Деньги имеются; отдых от забот – им все равно нужно покуда отсидеться на дне: изображаем «курортничков» – отель «Бриллиантовая корона», один из лучших в городе. Все, упали: ванна и спать. Смешные! Разве получится – они, наконец, вместе.

14. Исторический срез по живому

Десять циклов в прошлое.

Гамбургер

Стволы медленно-медленно смещаются с заданного направления, они живут своей жизнью, ими правит случайность, но они уже держат в смертельной возможности наклоненную спину удаляющегося «патриота», затем другую спину. Достаточно просто надавить мертвым от безделья пальцем и плеснет в камеру-толкатель спрессованный газ. Лумис спохватывается, ловит себя на мысли-желании: это страшное ощущение возможности, которая не нужна, пугающая суть короткого всемогущества – так человек с ребенком на руках внезапно потеет под мышками, спеша отстранится от низких балконных перил пропасти внизу. На маленькое, забытое до осознания мгновение, мелькает будущее, страшное неведомое еще будущее, когда это станет в порядке вещей, когда теперешнее помутнение, пахнущее предательством, станет нормой, и когда сегодняшнее прикрытие тыла полиции, будет предательством навыворот. Наивность, прощающая прошлое – убежденность управляющая сегодняшним.

Лумис уводит спаренные стволы выше, как можно выше, чуть ли не в зенит, лишь бы увести их с этой беспомощной камуфлированной спины. Они уже ничего не прикрывают, не участвуют в поставленной задаче, но уже и не грозят. Лумис переводит дыхание, а сердце бухает, как на последних километрах изматывающего ночного марша. Он никуда не бежит, он борет внутри кровавое желание, оглушить криками боли эту давящую монотонность запущенной пружины наступления, воткнуть палку в колесо оперативного плана. А фигурки «патриотов» уменьшаются, режутся горами щебня, осколками зданий на маленькие кусочки людей – подвижные атрибуты ландшафта. Вот замерли, затираясь фоном. Теперь очередь «черных шлемов» топтать ногами остатки города Гаха-юй. Команды невидимых командиров в ушах; катящиеся на встречу, растопыривающие руки для объятий, развалины; прыжки, быстрые диагональные движения со сменой галса, бросок-песня, такое простое дело со стороны, и только слаженность выдает циклы мучительных тренировок, как далеко до нее «патриотам».

Первые кварталы уже пройдены. И вроде легче, в сотню раз легче, чем в том беспомощном ожидании начала, однако, совсем нет противодействия, сгинуло оно, испарилось начисто. Совсем это нехорошо, потому как некуда ему деваться – город Гаха-юй в кольце, даже не город, а маленькие части его в нескольких плотных кольцах, и нет оттуда выхода.

А потом наваливается объяснение. Лумис перелетает в очередной оконный проем и видит его, видит – везде. Растерянно и привычно он водит бессильным иглометом вокруг, не нажимая курка. Повсюду вокруг него только мертвые: десятки, сотни, а за горизонтом стен, тысячи мертвых, вповалку и кучками они громоздятся на полу, и нет следов насилия. Он не верит, переворачивает… Здесь не было стрельбы, но где они добыли столько яда? И зачем? Зачем? Никто не связан – добровольное последнее действо. Он шарахается, спотыкается о чью-то руку, от понимания этого «зачем». Чтобы сделать их задачу, их наступательный, спланированный порыв бессмысленным. Чтобы умереть людьми, а не быть обращенными в смертельно напуганных животных.