Ричард Длинные Руки – лорд-протектор - Орловский Гай Юлий

– Уклоняетесь от прямого ответа?

– Вы не гроссграф, – повторил он, чуть возвысив голос, и невольно скривился, явно в черепе стрельнуло острой болью.

Я кивнул.

– Формально да. Я, скажем, лорд-протектор Армландии. Как Кромвель. Уж против этого возражать не будете?

Он произнес глухо:

– Я не приносил вассальную присягу лорду-протектору.

– Да, – согласился я, – формально вы не нарушили вассальную присягу, так как ее еще не принесли. Согласны?

– Да, – согласился он угрюмо и настороженно.

– Тогда и я, – ответил я, возвысив голос, – не нарушаю свои обязанности защищать вас, как вассала. Вы у меня украли жену, как просто у одного из лордов. Я осадил ваш замок, как один из обычных лордов, согласны?

Он буркнул с неуверенностью:

– Да.

– И потому теперь, – закончил я, – не связанный никакими законами и обязательствами сюзерена, поступлю с вами, как изволю.

Сэр Растер прогудел довольно:

– Правильно! Все сжечь, все разрушить, женщин изнасиловать, мужчин перевешать, посуду перебить…

– Видите? – сказал я побледневшему пленнику. – Выгоднее воевать с гроссграфом! А так… словом, ваше хозяйство, конечно же, пограбим, таков священный закон войны, а кто мы такие, чтобы нарушать древние обычаи? Неприлично и как-то унизительно для победителя не воспользоваться плодами победы. Будто чего-то опасаемся! Так что исполним все необходимые ритуалы, вы их все знаете, не раз применяли к побежденным, разве что теперь применим к вам и вашей крепости. Но все-таки пограбим милостиво…. В смысле, главный приз я уже отнял, а все остальное будет по мелочи. Сэр Растер, приступайте! Но помните, что граф Ришар вовсе не неприятель, а заблудшая душа.

Облака ушли, подул ветерок, все в мире стало яснее, отчетливее, я даже на далеких деревьях различал каждый листок, и голова не кружится.

Солнце медленно сползает по небосклону, вершины гор вспыхнули алым огнем, но от них почему-то на равнину пала грозная тень. Воздух чист и прозрачен, его как будто нет вовсе, перед нами плавными уступами, как застывшие волны гигантского каменного моря, опускается выжженное солнцем плоскогорье.

Все еще весь во власти недавней схватки, впечатлений море, я смотрел поверх остроконечных ушей Зайчика и думал, что женщины очень любят, когда их называют жестокими. А вот мне такое ни к чему, так что все непопулярные меры надо либо как-то объяснять, либо спихивать на кого-то другого. Если на своих соратников, то потом надо смещать и отодвигать в тень, что крайне невыгодно: кадры надо беречь, но есть старый добрый вариант внешней угрозы. Если это работало всегда и во все века, то сработает и сейчас…

Это к тому, что Тоннель самое то: объединит Армландию, как ничто больше. Все-таки по ту сторону, не надо забывать, Юг. И хотя настоящий лежит по другую сторону океана, но когда-то южане сумели и здесь закрепиться. Не стоит забывать, что королевство Кейдана находится во власти императора Генриха, резиденция которого за океаном. Ну, как Крым когда-то был греческой колонией…

За спиной громко простучали копыта, я смахнул далеко идущие мысли и принял уверенный вид победителя. Подъехали и пустили рядом коней барон Альбрехт и Растер. Барон почему-то совсем не радостный, на лице тревога.

– Что-то стряслось? – спросил я.

Он сказал невесело:

– Сэр Ричард, вы смотрите даже за горизонт, но не всегда видите то, что под ногами. А там уже разверзается яма. Даже пропасть. Без дна…

Я насторожился.

– Вы о чем?

– Об этой женщине, – ответил он и посмотрел мне прямо в лицо. – Сэр Ричард, вы отняли ее у графа Ришара просто потому, что вы – сильнее. Он граф, а вы – гроссграф. Но это никак не вяжется со справедливостью, о которой вы говорите. Вы сами подрубили ей корни.

Я стиснул челюсти, а кулаки сжались так, что ногти впились в ладони. Так хочется врезать ему железным кулаком в морду… особенно потому, что говорит правду.

– Еще не подрубил, – вступился сэр Растер. – Ну, подумаешь, рубанул разок… У справедливости крепкие корни! Да и не тот человек наш сэр Ричард, что вот так терять голову. Он – лорд. Гораздо больше, чем все мы вместе взятые.

Какой я лорд, мелькнуло горькое. Я тиран, верно сказал барон Альбрехт. У меня нет никаких законных прав, чтобы отнять у графа Ришара женщину, но я ее отнял. Только потому, что я – сильнее. Я не правитель, я тряпка. Такая же, как Менелай, что из-за Елены начал кровопролитную десятилетнюю войну, в которой за исключением самого Менелая и Одиссея погибли все эллинские герои до единого. И после которой в Элладе уже не осталось героев вообще.

Я сказал хрипло:

– Все поправим. Граф Ришар… получит компенсацию.

– Какую?

– Подумаем.

Альбрехт сказал бесстрастно:

– Вряд ли он ее примет. Граф – гордый человек.

– Придумаем что-нибудь, – ответил я, но внутри болезненно сжалось. – Граф… разумный человек.

– В отличие от вас? – поинтересовался Альбрехт. – Не в силах поступать разумно, вы рассчитываете, что хотя бы другие будут поступать разумно?.. Такое возможно, однако… я не видел еще, чтобы такое случалось. Сэр Ричард, я вижу впереди кровь, пожары, разорение, тысячи бегущих из Армландии, заросшие лесом поля и стаи волков в опустевших деревнях…

Навстречу выдвинулся лес, но дорога пошла по опушке, мы в благословенной тени, можно хоть на время спастись от жары. Далеко за деревьями видна полянка, оттуда доносится сухой стук. Присмотревшись, я увидел как там мелькают два яростных оленя, сцепившихся ветвистыми рогами.

В памяти сразу всплыла яркая картинка, как мы с Растером наткнулись на таких же оленей, что сражались жестоко и бескомпромиссно. Тогда мы смотрели только на этих удалых бойцов, сейчас же я пошарил взглядом и наконец отыскал кроткую хорошенькую самочку, что мирно щипала траву в сторонке.

Да-да, кто победит, с тем и пойдет. Потому что он самый сильный. Женщина должна принадлежать самому могучему. От него и потомство здоровее, и защитить это самое потомство сможет.

Победит вот тот с разорванным ухом, она пойдет с ним на левый холм и будет считать, что левый холм – самое замечательное место на свете. Почему? А как иначе, ведь сюда ее привел ее муж и повелитель, а он – самый лучший, все знает и умеет.

Если же победит другой олень – пойдут на правый холм. Или в долину, неважно. И везде самочка будет безмятежно уверена, что лучшего места не бывает. По той же причине.

Я даже не знаю, нужны ли самочке вообще хоть какие-то мозги, если за нее все решают самцы. Может быть, секрет в том, что Лоралея моментально принимает взгляды того самца, который ее завоевывает, тем самым доказывая ей, что – самый могучий, самый сильный и вообще самый-самый?